Шура, дорогой друг.
Только что был в Милане у Сережи, видел и слышал много интересного и увлекательного — свежего (футуристы — sic!). Сережа мне дал тот номер "Аполлона" [январский (прим. И. Стравинского)], где помещены редакцией статья А. Римского-Корсакова о моих балетах. Вот об этом мне и хотелось с тобой потолковать.
Я совершенно не собираюсь входить в оценку этой статьи, ибо она написана человеком настолько противоположным и враждебным к новому или грядущему искусству, что всякая критика этой статьи, на мой взгляд, совершенно немыслима, разве если встать на его точку зрения, что я считаю для себя совершенно немыслимым. Ведь мое искусство полярно, противоположно, враждебно тем началам, на которых основано quasi-эстетическое [вроде бы эстетическое (лат.)] миросозерцание А. Римского-Корсакова и его клана. Эта статья к тому же написана не против моих сочинений, я думаю, а против всего современного искусства, против всех современных исканий и к тому же с нескрываемой ненавистью. Если обойти молчанием некоторые бросающиеся в глаза критические gaffes [бестактности (франц.)], то все-таки можно признать, что эта статья написана добросовестным мракобесом.
Но довольно об ней, я хотел поделиться с тобой иным.
Я хотел тебя спросить, почему "Аполлон" дал ей место на своих страницах? Если "Аполлон" мало осведомлен в музыкальном отношении, если он не разбирается в современной музыкальной жизни или, вернее, в жизни музыкального искусства, то лучше он вовсе не брался бы за ведение музыкального отдела. Скажу больше. Я считаю, что помещением этой статьи он обнаружил преступное легкомыслие в своем отношении к музыкальному искусству. Если этот журнал, как я хотел бы предполагать, только лишь не осведомлен, то во всяком случае он не может не знать (должен знать) нечто элементарное; нюх редакторов, находящихся в постоянном соприкосновении с художественно-критическими статьями, не мог не учуять чего-то совершенно очевидного. Это "нечто" — пропасть, отделяющая меня — мое искусство, мой эстетический кругозор (поскольку он выразился в моих сочинениях) от кругозора А. Римского-Корсакова, беззаветного поклонника музы своего отца, этого В. Васнецова русской музыки! Не надо много понимать в музыке, чтобы это понять. Надо быть только несколько умнее и культурнее г-на Маковского. Фактом помещения этой статьи "Аполлон" начал ликвидацию
"Мира искусства"
Передовым элементам там нет места! Твое присутствие там, хотя бы фиктивное, меня коробит. Отвечать на эту статью не следует. Надо оттуда бежать на глазах у всех. Ведь, если примется меня реабилитировать какой-нибудь quasi-образованный Каратыгин (которого я, кстати сказать, совершенно не отличаю от Тимофеева, пишущего в "Речи"), то ведь это еще хуже. Ведь этот всеядный критик совершенно не отличает импрессионизма от оптимизма или онанизма! Ведь он подводит меня, Скрябина, Дебюсси и Равеля под один аршин импрессионизма! Ты думаешь я шучу? Совершенно уверенно говорю, что эта так; у нас есть к тому же многочисленные доказательства в его статьях. К тому же Каратыгин находится под сильнейшим давлением всего клана Римских со всеми Штейнбергами, Вейсбергами и прочей реакционно-жидовской глазуновщиной. Шура, милый, да ведь Каратыгин (считающийся в русских музыкальных кругах самым крупным и передовым музыкальным критиком) до сих пор с трепетом институтки из Смольного смакует в 10-тысячный раз Бетховена (этого самого зловредного немецкого идола"), пишет набившую оскомину чепуху о его протестантских симфониях, высокопарно-восторженным языком расписывает прелесть "мистических откровений" [прилагаю при сем литературный образец таковых (прим. И. Стравинского)] провинциального каботинажа Скрябина (этого самозванца, эпатирующего своей quasi-подлинной лже-истерикой вместе с Каратыгиным все петроградское болото, а, по сути своей, не более, как Антон Рубинштейн). Ведь Каратыгины вечны на Руси, как вечны гостинодворские дамы и прочее г...о.
Хоть и называется теперь Петербург Петроградом, все же по всему видно, что в смысле художественной жизни (что для меня всегда было ликом жизни) царит все та же чепуха и бестолковщина, что и раньше. Неужто же война ничего не переменит? Ведь исключением Вагнера из репертуара (мера, которую я весьма одобряю) и заменой на девять десятых репертуара всякими деятелями (чего я вовсе не одобряю) ничего не достигается. Тут надо что-то другое! После разгрома немецкой армии надо будет вести еще более трудную войну с немецкой mentalite [направленностью ума (франц.)]. Пока же я только и могу, что затаить, лелеять лютую ненависть к узурпаторам Аполлонова храма.
Твой друг Игорь Стравинский
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
2/15 апреля 1915
Многоуважаемый Игорь Федорович, обращаюсь к Вам за разъяснением некоторых вопросов:
1) Вы были связаны с Дягилевым договором относительно "Жар-птицы" до 1915 года. Теперь этот договор, стало быть, кончился и мы можем считать себя свободными в смысле отпуска кому-либо оркестрового материала. Нам бы следовало с Вами договориться об условиях и действовать в этом отношении согласованно. Как, например, поступить, если будет запрос от Императорских театров?
2) Не могли бы Вы написать Дягилеву? О нем ни слуха, ни духа, — кроме того, что он в Италии, между тем, он нам не платил за 1913 и 1914 годы, несмотря на напоминания. Кроме того у него остался материал нотный "Жар-птицы", который по истечению договора он должен нам вернуть и сделать предложение о возобновлении проката на тех или иных условиях.
Будьте добры сообщить нам Ваше мнение и соображения по этим вопросам.
Искренне Вас уважающий
Б. Юргенсон
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Рим
[5] 18 апреля 1915
Я буду в Монтрё в конце этой недели. Обнимаю.
Дягилев
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
Лозанна
[7] 20 апреля 1915
Бруни, директор Opera в Женеве, просит тебя прислать ему для ознакомления партитуру фортепианную. "Соловья". Я с ним говорил и хотя он скрытный, но мне показалось, что он расположен [к тебе]. Думаю, что "Игорь" предложен Мозером, так что не спешите чистить об "Соловья" брюки. По-моему, поезжай сам, договорись заранее с ним по телефону: "Grand Theatre", Geneve.
Целую тебя
Лев Бакст
Здесь божественно тихо, пахнет весенними почками, цветами, солнцем! Работал в саду без пальто все утро!
С. С. Прокофьев — Н. Я. Мясковскому
Петроград
10 [23] апреля 1915
[...] Вчера я вернулся из Италии восвояси вполне благополучно [...]. Сегодня репетировал с Варлихом мой Второй концерт, который играю 13 в обществе сочинений Петрова-Бояринова. Гартмана, но также и Стравинского (Фантастическое скерцо и "Фавн"). [...] С Дягилевым подписал контракт на новый балет (старый отложили пока в сторону) из русской жизни и очень веселый. [...] Самое передовое течение, которое исповедуют Стравинский с Дягилевым, теперь такое: долой патетизм, долой пафос, долой интернационализм. Из меня делают самого что ни на есть русского композитора. [...]
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Милан
[12] 25 апреля 1915
Мы будем в Монтрё сегодня вечером в 9 часов.
Дягилев
И. Ф. Стравинский и С. П. Дягилев — в семью Скрябиных
Монтрё
[(15) 27 апреля 1915]
Вместе со всеми русскими мы оплакиваем смерть нашего Скрябина. Передайте это всем, кто скорбит так же, как и мы.
Игорь Стравинский. Сергей Дягилев
В. В. Держановский — С. С. Прокофьеву
Москва
25 апреля [8 мая] 1915
Дорогой Сергей Сергеевич, что же нотография на Чичера-ячера? Если у Вас найдутся необходимые для сего свободные минуточки (неужели им не найтись?), то весьма обрадуете меня. [...]
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Кларан
[(29 апреля) 12 мая 1915]
Когда я получу контракт?
Стравинский
И. Ф. Стравинский — С. С. Прокофьеву
Амбулан
[29 апреля] 12 мая 1915
Шлю Вам свой сердечный привет и пожелание скорейшего свидания, милейший! Когда думаете приехать? Дягилев с Мясиным тут.
Какой ужас смерть Скрябина! Я просто опомниться не могу.
Хотел прочесть в газетах в "Речи" и "Петроградской" подробности об этой ужасной смерти и вместо интересующего меня наткнулся на море обычной газетной глупости (см. статью Каратыгина о нечетных обертонах, которая озаглавлена "Памяти Скрябина" — ей-ей, всей моей строгой критикой Скрябина я выказывал больше ему этим уважения, чем Каратыгин своими обертонами) и пошлости...
Кто-то мне говорил, что в "Биржевых" появилась заметка о моей "Свадебке", довольно дельно составленная, — не от Вас ли это идет? Был бы благодарен за присылку этой заметки (она появилась, как мне передавали, в конце марта или начале апреля нашего стиля).
До скорого, надеюсь, свидания. Жму Вашу руку.
Ваш И. Стравинский
С. С. Прокофьев — В. В. Держановскому
Петроград
30 апреля [13 мая] 1915
Дорогой Владимир Владимирович, про Ячера — уж осенью, а пока не сердитесь! [...]
В. В. Держановский — С. С. Прокофьеву
Москва
4 [17] мая 1915
[...] А за Соломошку постарайтесь перед Дягилевым и Весной сакровой? [...]
С. С. Прокофьев — И. Ф. Стравинскому
Петроград
3 [16] июня 1915
Дорогой Игорь Федорович, Вы меня ужасно обрадовали Вашей милой посталькой, добиравшейся до Петрограда без малого месяц. Я получил ее, возвратясь со слушания Вашей Симфонии, каковую очень недурно сыграл в Сестрорецке Малько. От 2-й части и от многого в финале я получил большое удовольствие. Публикой и прессой она была принята отлично.
Мне чрезвычайно грустно, что приходится откладывать мое путешествие, но раньше конца нашего июня я пока не вижу способов предпринять его, ибо в течение этого месяца должен окончательно выясниться вопрос с моей службой, который на месте мне удастся уладить лучше, чем издалека. Во всяком случае, через месяц я буду в Ваших нежных объятиях. Пока же с большим увлечением пишу балет, который сочиняется легко, весело и занозисто. Перелистывание русских песен открыло мне массу интересных возможностей.
Заметку в "Биржовке" про "Свадебку" не видел, и это не моих рук дело. Я дал сведения Держановскому, на основании которых он намазал в "Музыке" статью, да такую, будто только что приехал с первого представления. "Русская музыкальная газета" перепечатала ее в своей переделке, такой же тупой, как сама газета.
Встречаю иногда Бенуа, Нувеля, постаревшего Нурока. Набросков "Шута" им не играл и не буду. На днях с Каратыгиным исполняли в четыре руки "Весну" и "Петрушку". Во время последнего Александр Николаевич в порыве любви кричал, махал руками и объяснял гостям происходящее на сцене.
Пока нежно обнимаю Вас. Приветствую Сергея Павловича, Мясина и Хвощинских. Если Вы в сношениях с Российским музыкальным издательством, и Вы по-прежнему милы ко мне, то сосватайте меня с этим издательством. Оно свою деятельность, как мне известно, продолжает. У меня же есть целый ряд рукописей, в том числе Второй концерт, а Юргенсон жидит, торгуется и форменно мне опротивел.
Будьте здоровы
Ваш С. Прокофьев
И. Ф. Стравинский — Н. А. Рубакину
[Морж]
[(18 июня) 1 июля 1915]
Препровождая почтовым переводом 3 (три) франка за наем трех книжек, отправляю в библиотеку Н. Рубакина и самые книжки. У меня остается еще один том Сахарова, который по миновении надобности вышлю с причитающимися деньгами.
И. Стравинский
Н. Я. Мясковский — С. С. Прокофьеву
Действующая армия
28 июня [11 июля] 1915
[...] Весьма опасаюсь за летнее (или зимнее?) пристанище нашего знаменитого Igor Strawinsky, так как события происходят и у этих мест. [...]
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Морж
2/15 июля 1915
Дорогой Александр Ильич!
Желая, елико возможно, ускорить высылку мне дирекцией Императорских театров контракта и денег, сообщаю Вам сведения о моих условиях с С. С. Митусовым
Когда Свободный театр заказал за 10 тысяч руб. "Соловья", я привлек к участию по составлению либретто С. С., за что обещал ему десятую часть гонорара, то есть тысячу руб. Эта тысяча в то же время представляла из себя единовременный ему гонорар за покупку у него его труда в полную мою собственность навсегда, так что никаких разговоров о специальном поспектакльном вознаграждении с его стороны возбуждено быть не может. Но так как после Свободный театр прогорел, уплатив мне лишь 2 тысячи в качестве аванса, то, разумеется, я не мог уплатить и Митусову всей суммы [От С. П. Дягилева я не получил специальной суммы, ибо эти несколько представлений, что давался "Соловей" в Париже и Лондоне, подлежали определенной поспектакльной нормировке (прим. И. Стравинского)]. Заплатил я ему всего в два срока 350 (триста пятьдесят) руб. Теперь Императорские театры заключают со мною контракт на "Соловья" за 6 (шесть) тысяч рублей. Я уже получил с другого театра 2 тысячи (как упомянул выше), что с этими шестью составляет восемь, следовательно, будучи должен Митусову десятую часть, выходит что я ему должен 800 (восемьсот руб.) [Когда еще получу от кого-либо единовременный гонорар за "Соловья", то уплачу С.С. и оставшиеся 200 руб. до условленного между ним и мной максимума (прим. И. Стравинского)]. Не так ли? Я ему уплатил уже 350. Таким образом, остается еще 450 руб., которые я ему уплачу (по 225 руб.) в два срока по получении (тоже в два срока) гонорара из Императорских театров. Думаю, что Вам теперь этот вопрос совершенно ясен. Мне только досадно, что до сих пор не удалось с ним (Митусовым) заключить нотариального условия. Произошло это потому, что мы живем в разных концах Европы и всегда что-либо мешало нашему свиданию — особенно, разумеется, разыгравшаяся война.
Если Вы в состоянии поторопить этих чиновников в конторе Императорских театров, которые, по-видимому, существуют только для того, чтобы всем досаждать, где только можно, то сделайте это, пожалуйста. Деньги очень нужны. В терпении меня упрекнуть тоже нельзя. Вы мне ничего не писали после письма Вашего от 5/18 марта 1915 года, которое я получил на Пасху и на которое я ответил.
Помните, был разговор о "Петрушке"? Кроме того, я спрашивал Вас, нельзя ли как-нибудь более выгодно устроить перевод мне 3 тысяч. Ведь Императорские театры есть казенное учреждение — министерство двора, которое всегда, мне кажется, может войти в сношение с Министерством иностранных дел и перевести мне эти деньги по более приличному курсу. Ведь чиновники Министерства иностранных дел получают из своего Министерства жалование не по курсу?
Буду ждать от Вас известий, а пока желаю Вам и Вере Павловне здоровья и полного благополучия.
Дружественно Ваш Игорь Стравинский
Ах да, чуть не забыл. Только что консул мне телефонировал из Женевы, что им уже неделю тому назад отправлен весь материал моей оперы (с оркестровой партитурой и кучей клавиров) князю Аргутинскому-Долгорукову в парижское посольство на предмет отправления означенного материала в Петроград в дирекцию Императорских театров, о чем известил дирекцию Императорских театров телеграммой. Интересно, сказали ли они Вам что-либо об этом?
Простите за мазню и клочки.
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Морж
6/19 июля 1915
Дорогой Александр Ильич!
Несколько слов в добавление к моему письму от 15/2 июля. Кроме всех соображений, высказанных мною по поводу моих условий с Митусовым, прибавлю еще, что мы значимся на фортепианном переложении оперы оба в качестве либреттистов. Теперь, кажется, вопрос этот со всех сторон освещен. Жму Вашу руку.
Ваш Игорь Стравинский
С. С. Прокофьев — В. В. Держановскому
Петроград
9 [22] июля 1915
[...] Чичер за мной. [...]
А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой
Иматра
24 июля [6 августа] 1915
[...] Статью о Стравинском кончил, вышла изрядного размера — около листа. [...]
В. В. Держановский — С. С. Прокофьеву
Москва
27 июля [9 августа] 1915
[...] Итак, я с умиленностью продолжаю настаивать на своей просьбе и исполнением ея Вы привели бы редактора прямо-таки в состояние "поганого пляса" под дудку Игоря [...]
В. В. Держановский — С. С. Прокофьеву
Москва
4 [17] августа 1915
Дорогой Сергей Сергеевич!
Разве "молчание знак согласия"? Тогда — хорошо! Ибо у меня будут и воспоминания, и Чичер. [...]
С. С. Прокофьев — В. В. Держановскому
Петроград
[8 (21) августа ] 1915
[...] Чичер — скоро. [...]
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Москва
14/27 августа 1915
Глубокоуважаемый Игорь Федорович!
Согласно Вашей просьбе мы перевели Вам (телеграфом) через Азовско-Донской банк 2000 рублей в счет гонорара за Ваши последние сочинения, полученные нами в Вашем письме от 27 июня/10 июля сего года. В этот же счет нами взято еще из суммы, причитавшейся издательству, как Вы сообщали, 1900 франков.
Можно будет приступить теперь и к печати. Сперва то, что проще и легче печатать, а затем и остальное. Мы принимаемся печатать теперь в Москве. […] гравируют хорошо и я надеюсь, что с печатью можно будет добиться хороших результатов. Сейчас мы гравируем, например, "Всенощную" Рахманинова, сонату и пьесы Метнера.
Корректуры Ваши можно будет поручать кому-нибудь из сведущих здесь лиц, чтобы не терять слишком много времени на пересылку. Все дела издательства, в связи с создавшимся положением, сильно осложнились и частью должны были замереть на время... Да ведь и что делается сейчас на свете!! Что пришлось пережить за этот год, передать нельзя... Что должны были выдерживать нервы!.. Иногда казалось, что вот не хватит сил работать дальше... И впереди все еще новые и новые тучи... Из волнений не выходишь — конечно, борьба закончится для нас благоприятно в конце концов, но кто из нас в ней уцелеет?
Сегодня я очень спешу отправить это письмо. В следующий раз перескажу Вам о наших делах больше. С переходом к нам гутхейлевского дела делов — удесятерилось.
В ожидании Ваших дальнейших вестей (по московскому адресу, пожалуйста), с пожеланием Вам всего, всего лучше.
Сердечно Ваш Н. Струве
P. S. Когда Вы отправили весь материал к "Соловью" и "Петрушке"?. Я еще не имею известий о нем. Русское либретто "Соловья" в печати здесь. Выходит через месяц.
Что потеряла наша музыкальная Россия в один год! Лядов, Скрябин, Танеев! Особенно жаль Скрябина. Это особенно тяжелая утрата для всех.
С. С. Прокофьев — В. В. Держановскому
Петроград
4 [17] сентября 1915
Дорогой Владимир Владимирович, вот Вам Чичер, вот Вам Ячер. [...]
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
Париж
[5] 18 сентября 1915
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Я очень жалею, что встретился с Вами уже только перед отъездом из Швейцарии и не знал раньше, что Вы — в Морже: я бы обязательно заглянул к Вам. Я приезжал в Швейцарию на конференцию социал-демократов и социалистов ("анти-пораженческого лагеря"). Посылаю Вам (заказной бандеролью) третий номер моей "России и свободы", в которой напечатан мой отчет о работе этой конференции и выработанный ею "манифест" к народу с призывом к энергичной обороне страны. Конференция постановила издавать газету "Призыв", с выходом которой я прекращу издание своей "России и свободы", чтобы не дробить сил. Но я буду издавать летучие листки и брошюры. На это, а также на поддержку "Призыва", мне нужна материальная помощь всех друзей и сочувствующих. Познакомьтесь с отчетом о конференции и с воззванием нашим к народу и, если найдете все это делом полезным, содействуйте поддержке, осведомив об этом Ваших знакомых. Даже самая незначительная, но быстрая помощь, имеет важность.
Вторая моя просьба к Вам такая.
Я пишу книгу "Россия и Европа" (она выйдет по-французски и по-английски). Для нее мне не достает данных о европейских влияниях в русской музыке и о влиянии русской музыки в Европе. Быть может, Вы сможете помочь мне указаниями?
Нет ли у Вас книги Доре, которая недавно вышла, как мне говорили, и в которой есть глава о русской музыке? Я бы очень был Вам благодарен, если бы Вы прислали мне эту главу (ежели не всю книгу), — я верну ее Вам через одну — две недели. Не сердитесь, что беспокою Вас с этой просьбой, но я сам не специалист в вопросах искусства и приходится эксплуатировать знакомых специалистов.
Как живете? Как здоровье Екатерины Гавриловны и ребят? Я надеюсь скоро увидеть своего сына, если ... будет амнистия. На днях приезжает с русского фронта моя жена, — расскажет, что там делается.
Всего доброго Вам и Екатерине Гавриловне.
С приветом и уважением
Алексинский
В. В. Держановский — С. С. Прокофьеву
Москва
6 [19] сентября 1915
Дорогой Сергей Сергеевич,
спасибо за Чичера. [...] Нет ли каких вестей о Стравинском и Дягилеве? Нет ли вообще чего-нибудь остро-пикантно-новенького для Хроники?
С. С. Прокофьев — В. В. Держановскому
Петроград
13 [26] сентября 1915
[...] В октябре весь дягилевский балетный труп собирается в Швейцарию и приступает к повторению прежнего репертуара и репетированию новинок, в том числе "Свадебки" и моего балета. Однако, премьеры новинок, равно как и возобновление "Весны священной", откладываются до окончания войны [...]
Сведения о приезде Стравинского на постановку "Соловья" ложны. [...]
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
19 сентября [2 октября] 1915
Многоуважаемый Игорь Федорович,
2/15 апреля 1915 года я послал Вам письмо, на которое ответа не получил. Очевидно, оно пропало. Посылаю при сем копию.
Позднее от С. С. Прокофьева я слышал, что Вы возобновили договор с Дягилевым о "Жар-птице". Мне не хотелось бы этому верить, потому что это нарушило бы наши интересы, а Вы распорядились бы тем, что в известной части Вам уже больше не принадлежит. Ведь с момента прекращения Вашего первого договора с Дягилевым распоряжение материалом уже без ограничений перешло в наши руки.
Приобретая права издания этого балета, мы не могли предположить, что Вы будете ставить нам препятствия для использования издательских прав. Мы должны были помириться с Вашим первым Дягилевским договором, но возобновление его закрыло бы нам в значительной степени шансы на сбыт не только материала, но и клавиров. Добро бы еще, если бы Дягилев аккуратно платил, а то и того нет. В прежнем договоре был, между прочим, тот существенный недостаток, что Дягилев был обязан перед Вами, но не перед нами. Мы не имеем возможность предъявить требования к нему непосредственно, а только через Вас, что сопряжено, само собой разумеется, с неудобствами как для нас, так и для Вас.
Будьте добры выяснить нам в каком положении находится это дело?
С истинным уважением
Б. Юргенсон
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве (?)
[Кларан]
[до (19 сентября) 2 октября 1915]
Все устраивается. Остаются небольшие формальности. Зилоти надеется, что контракт будет отправлен через десять дней.
Стравинский
Петроградская контора Императорских театров — И. Ф. Стравинскому
Петроград
19 сентября [2 октября] 1915
Г-ну И. Ф. Стравинскому.
Препровождая при сем условие на постановку в Петрограде и Москве оперы "Соловей", Петроградская контора Императорских театров покорнейше просит Вас, Милостивый государь, по подписании возвратить его в контору.
Управляющий конторой барон В. Кусов
Чиновник особых поручений С. Тюфяев
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Морж
2/15 октября 1915
Дорогой Александр Ильич!
Наконец получил от Дирекции Императорских театров контракт на "Соловья". Пункт третий этого контракта гласит: "Дирекция гарантирует мне, Стравинскому, 30 представлений означенной оперы в течение трех сезонов, уплачивая гонорар за эти представления вперед в два срока: при подписании условия и представлении либретто оперы "Соловей" в переводе на русский язык — 3000 руб. и через год — еще 3000 руб.".
Все это было бы чудесно, кабы я мог достать это либретто. Н. Г. Струве мне пишет, что русское либретто "Соловья" должно было выйти из печати в середине сентября по ст. ст., следовательно, когда Вы получите это письмо, будет приблизительно месяц, как оно находится в продаже и потому очень прошу Вас достать его (у Струве или в магазине) и отправить от моего имени в Дирекцию Императорских театров, а то будет опять задержка.
В контракте, разумеется, не указано, что на право пользования нотным материалом оперы Дирекция вошла в соглашение с представителем Российского музыкального издательства. Надеюсь, что этот вопрос Дирекцией уже улажен, иначе была бы непонятна присылка мне контракта на подписание. Со своей стороны могу только сказать, что полный материал всех моих музыкально-драматических сочинений, изданных в России издательством, не продаются, а лишь отдаются в наем на определенный срок и за определенную поспектакльную плату, как это до сих пор имело место с дягилевским предприятием.
Ну вот пока и все. Хотя не совсем, в чем извиняюсь. Хотел Вас спросить, получили ли Вы мои письма, одно написанное еще на Пасху, а другое потом отсюда — из Моржа, где я теперь живу (кстати, пишите или телеграфируйте мне просто: Stravinsky, Marges, Suisse)! Во втором письме я Вам писал о деньгах, которые все поджидал получить от Дирекции Императорских театров вместе с контрактом. Вы мне на это ничего не ответили, и потому, думая, что Вы его не получили, повторю свою просьбу вкратце. Я тогда просил Вас похлопотать, если возможно, о том, чтобы эти деньги Дирекция перевела бы мне через Министерство иностранных дел, так как я на курсе в этом случае не теряю. А то, не угодно ли, 1500 за 3000 франков при теперешнем курсе! На днях я писал об этом же князю Аргутинскому-Долгорукому в Париж. Быть может, как-нибудь при Вашем усердии и его помощи это удастся устроить? Ох, как я был бы Вам признателен...
Ну довольно, на этот раз это верно.
Всего хорошего и крепкое Вам спасибо за все Ваши хлопоты и дружественное ко мне отношение.
Сердечно Ваш
Игорь Стравинский
Целую ручку Вере Павловне, если она еще помнит музыкального фокусника Игоря Стравинского.
Контракт подписал и выслал заказным одновременно с этим письмом. При контракте приложил записку, в которой позволил себе написать, что либретто "Соловья" будет доставлено Дирекции А. И. Зилоти.
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Морж
[9] 22 октября 1915
Дорогой Александр Ильич!
На днях отправил Дирекции Императорских театров за своей подписью контракт на мою оперу, а Вам письмо с просьбой доставить им русское либретто оперы, как вдруг получаю от матери телеграмму с известием, что материала моей оперы Дирекция до сих пор не получила и все еще ждет его от меня.
Да что же это такое? Как это может быть? Ведь князь Аргутинский-Долгоруков мне телеграфировал из Парижа уже две недели тому назад, что Дирекция его официально уведомила о получении материала моей оперы, да и присылка мне контракта, казалось бы, свидетельствует о том, что материал получен. Что это все значит?
Только что вновь послал Аргутинскому телеграмму с просьбой разобраться во всем этом. Крепко жму Вашу руку.
Игорь Стравинский
В. Н. Аргутинский-Долгоруков — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[(10) 23 октября 1915]
[...] Я ничего не понимаю! Вкладываю в это письмо копии двух телеграмм — одна о том, что Вы из Парижа посылаете через Министерство иностранных дел дирекции Императорских театров ящик, в котором Ваша партитура, другая — ответ барона, что Императорские театры его получили.
Советую телеграфировать Вашим домочадцам в Петрограде, чтобы они напрямую связались с Министерством. Пусть они напомнят им о телеграмме, сообщающей о получении Вашего ящика.
Из Парижа сделать больше ничего не могу! Сообщите в Вашей телеграмме домой также, что ящик был послан через курьера Сорокина 21 июля. Скорее всего он где-то валяется у Теляковского! [...]
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
Париж
[3] 16 декабря 1915
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Извините, что до сих пор не извещал Вас о получении 25 франков, которые Вы любезно прислали на поддержку "антипораженческой" литературы. Я использовал их на оплату части расходов по изданию вышедшей на днях брошюры, которая относится к разоблачениям о бывшем председателе 2-го Совета рабочих депутатов Парвусе, продавшемуся немецкому и турецкому правительствам и ведущему злобную агитацию за поражение России. Разоблачению Парвуса и нескольких подкупленных им эмигрантов содействовал один русский социалист (И. Киселев). Пораженцы подняли против него целую травлю и, чтобы дать ему возможность защититься, я выпустил брошюрой его открытое письмо к одному из лидеров пораженчества с моим предисловием. На оплату части расходов по изданию этой брошюры и затрачены присланные Вами деньги. Извиняюсь, что посылаю Вам расписку типографии, но у меня есть привычка вручать и оправдательные документы лицам, которые материально помогают делу, которым я занят.
Это время я был сперва болен, а потом очень много работал, подготавливая 2-е издание своей "Russie et le Guerre"— оно выйдет на днях. Теперь пишу книжку "La Russie et l"Europe", для которой Вы давно обещали мне помочь указаниями о влиянии русской музыки в Европе (и наоборот). Был бы крайне признателен Вам, если бы смогли сделать эти указания теперь
Я читал в газете, что Вы будете в Париже участвовать в концерте, который организует Дягилев. Буду очень рад, если Вы пригласите меня.
На днях уезжаю обратно в Россию. Моя жена, которая приехала сюда, после года работы на фронте едет в отпуск. По ее словам у солдат русских настроение хорошее и бодрое, — хотят победы и верят в победу.
Всего доброго Вам и Екатерине Гавриловне.
С приветствием
Ваш Г. Алексинский
P. S. Как обстоит дело с "Иванушкой-дурачком", о котором мы с Вами однажды так интересно беседовали.
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[12] 25 декабря 1915
Дорогой Игорь,
позвони, пожалуйста, по получении этой записки г-ну Шнайдеру, Wagram, 86 - 94. Он ждет твоего звонка — это он условился насчет огромного интервью с тобой и американской корреспонденткой самой важной газеты в Нью-Йорке о современной музыке.
Очень несчастливо, что не удалось поставить твою "Жар-птицу", которую я так любовно лелеял — утешаюсь лишь тем, что когда затем она освободится, Саша Зилоти устроит, что мне дадут ее для Мариинского театра в Питере!
Извинись перед Мисией — мне надо кончать "Шехеразаду" теперь.
Целую крепко
Лев Бакст
1916
Р. В. Хвощинская — И. Ф. Стравинскому.
Рим
[30 декабря 1915] 12 января 1916
[...] Бичем, который здесь давал концерт, имел благодаря "Жар-птице" большой успех. Я слышал, что он через Сергея Павловича прислал Вам 10 000 франков. Надеюсь, что они уже у Вас; очень обрадовалась этому известию. [...]
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
Париж
[4] 17 января 1916
Дорогой Игорь Федорович!
Я получил сейчас Вашу карточку-письмо. Но у меня есть к Вам еще один запрос. Как Вы уже знаете, я пишу сейчас книгу "La Russie et l"Europe", которая выйдет сразу французским и английским изданиями. Книга не политическая, а научно-популярного характера: изложение истории европейских влияний в России, — в экономической ее жизни, в общественных отношениях, литературе, философии и искусстве. Не можете ли Вы помочь мне указаниями относительно влияния Европы на развитие русской музыки (в прошлом и теперь) и относительно влияния русской музыки в Европе? Быть может, Вы найдете пару вечеров свободных для того, чтобы изложить на бумаге, как Вы себе представляете этот вопрос. А я или ввел бы данные, сообщенные Вами в соответствующую главу моей книги (сославшись, конечно, на Вас), или же просто напечатал бы Ваше письмо в английском и французском переводах в виде приложения к моей книге под заглавием "Русская и европейская музыка в их взаимоотношениях".
Решаюсь я Вас беспокоить этой просьбой по таким мотивам:
1) Вы сейчас являетесь главным проводником русского влияния в музыкальном искусстве Европы;
2) Знакомство с Вами, несмотря на кратковременность его, мне очень много дало в смысле моих взглядов на искусство, много объяснило, многому научило. В особенности было мне неожиданно и очень приятно увидеть, что Вы, которого, каюсь, до знакомства [я] считал за "декадента" и пр., идете к истокам народной русской поэзии и жизни и там находите толчки для своей фантазии и вдохновения.
Прибавлю еще, что в идейном отношении Ваше содействие будет не бесполезно и для Ваших музыкальных идей, потому что у меня уже создался довольно широкий круг читателей во Франции и Англии ("La Russie Moderne" вышли тремя изданиями в Англии и двумя во Франции. A "La Russie et la Guerre" — тремя изданиями в Англии и Америке в течение двух месяцев). Значит, то, что Вы скажете в моей "Russie et l"Europe", будет прочитано многими — в частности, читателями из демократии, потому что мои книжки читаются социалистами.
Формой изложения не стесняйтесь, — хоть бы просто в виде личного письма изложите мне то, что думаете о взаимном влиянии русской и европейской музыки — в чем задача национальной музыки у нас и каково ее будущее.
Чтобы быть вполне откровенным, скажу еще вот что: Вы со мной знакомы не так давно. Я боюсь, не подумаете ли Вы, что я хочу "использовать" Ваше имя для рекламы своей книги. Если же думаете это, тогда не пишите ничего. Но я уверен, что Вы этого не подумаете, а поймете меня, так, как надо, — поймете, что я чувствую искреннюю симпатию к Вашей художественной работе, уважение к Вам, как к одному из тех — увы, немногих! — кто способствует укоренению культурного и творческого влияния России за границей.
Я — социалист, и именно поэтому я люблю Россию и народ свой так, как могу любить — как любил свою мать, как люблю своего ребенка. Будучи эмигрантом и не имея возможности вернуться туда, "к себе", "домой", я стараюсь знакомить европейцев с Россией, не скрывая того дурного, что в ней есть, но зато вдвойне гордясь тем хорошим, что создавали и создают русская интеллигенция и народные массы, вопреки всему гнету правительства.
В вопросах искусства, и музыки особенно, — я не знаток. Поэтому я не только хочу, но считаю себя обязанным в этих вопросах дать моим читателям мнение другого человека, который может сказать им гораздо больше и лучше, чем я. Вот почему я хотел бы, чтобы Вы "взяли слово" на страницах моей книжки и рассказали моим читателям, как Вы, русский художник, смотрите на взаимные отношения Европы и России в той отрасли искусства, которая так тесно связана с Вашим именем.
Ну вот и все. Если хотите и будете иметь время исполнить мою просьбу, буду искренне благодарен. А пока шлю сердечный привет Вам и Екатерине Гавриловне.
Ваш Г. Алексинский
С. П. Дягилев и Л. Ф. Мясин — И. Ф. Стравинскому
Нью-Йорк
[4] 17 января 1916
Дягилев и Мясин обнимают тебя из отеля "Plaza".
Р. В. Хвощинская — И. Ф. Стравинскому
Рим
[11] 24 января 1916
[...] На днях был у меня секретарь английского посольства Тиритт, которого Вы знаете. Не знаю, известно, ли Вам было тогда, до какой степени он увлечен музыкой и композицией. Теперь он решил окончательно бросить посольство и серьезно заняться музыкой. Он просит меня спросить Вас, хотели бы Вы взять его своим учеником по окончании войны — теперь он, конечно, бросить службу не может. Он так меня умолял и настолько серьезно видит в этом свое спасение, что я не могла отказаться Вам об этом написать. Он просит меня спросить у Вас, советуете ли Вы ему, пока он здесь в Риме, заняться композицией у Казеллы. [...]
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[20 января] 2 февраля 1916
Очень дорогой,
твоя телеграмма доставила мне двойное удовольствие, но уже кончилась неделя, а я не получил денег, которые ты обещал в телеграмме. Телеграфировал ли ты эту сумму, или послал ее почтой? Если ты этого еще не сделал, то, пожалуйста, отошли телеграфом и прибавь еще сотню франков к той сумме, о которой мы договорились в Париже.
Я обнимаю тебя, так же, как и Мясина.
Игорь
Я был возмущен, читая С. von Vechten’а и его шуточку о наших балетах (только что опубликованную Ширмером), и что я еврей. Я умоляю тебя опровергнуть это — я никогда не был ни бошем, ни евреем, ни социал-демократом.
Д. С. Стеллецкий — И. Ф. Стравинскому "
[Париж]
[начало февраля по нов. ст. 1916]
Милый Игорь,
вот поручение, которое мне сделали американцы: они издали уже одну книгу — "La France", в которой приняли [участие] лучшие силы Франции — литераторы, поэты, музыканты и художники. Эта книга, весь доход с которой (более 500 тысяч франков) пошел на французских и бельгийских беженцев. Теперь организовывается другая книга — "Россия". Издание будет на английском языке и сначала будет продаваться в Англии и Америке — весь доход с нее пойдет в пользу русских, пострадавших от войны. У меня попросили тоже рисунки для этой книги; случайно у меня оказались никогда не изданные четыре иллюстрации (в красках) к выше напечатанной и никогда не изданной припевке (припевают жениха и невесту — Пелагею Федоровну и Ивана Ивановича), записанной мною на Белом море.
Меня попросили обратиться к тебе с просьбой написать музыку к этой песенке, так как твое участие в этой книге непременно необходимо. Пишу эту просьбу к тебе я, а не издатели этой книги, потому что я уже сказал, что хорошо тебя знаю и дружен с тобой. Но за мои рисунки я ничего с них не беру и не думаю, чтобы тебе было удобно взять с них деньги — ведь это в самом деле с их стороны очень великодушное предприятие — и мы должны внести свою лепту. Когда ты напишешь (или подберешь) музыку для этой песенки — отошли ее или на имя Аргутинского (7, rue Francois), или на мое имя (11-bis, villa du Parc Montsouris, Paris). Крепко тебя целую и шлю свой сердечный привет Твоей супруге и фрау Берте.
Искренне любящий тебя
Д. Стеллецкий
М. С. Цетлин — И. Ф. Стравинскому
Париж
[20 января ] 2 февраля 1916
Милостивый государь,
обращаюсь к Вам по просьбе английской писательницы мисс Уинфрид Стефенс, и потому же самому делу, о котором Вам писали г-н Стеллецкий и г-жа Гончарова. Мисс Стефенс издала в Лондоне в пользу пострадавших французов в местностях, занятых немцами, книгу "Book of France" ["Книга Франции" (англ.)]. В этой книге приняли участие наиболее известные французские писатели и художники. Первое издание этой книги 5000 экземпляров было распродано в течение четырнадцати дней и теперь распродается второе. В виду такого успеха книги мисс Стефенс занята теперь изданием книги "Book of Russia" ["Книга России" (англ.)], в котором обещали свое участие Бакст, Стеллецкий, Гончарова и Ларионов. Обратились только к этим художникам, так как они находятся за границей, а посылать теперь сюда художественные произведения из России очень затруднительно. Обратились также к Горькому, Короленко, Андрееву, Брюсову, Бальмонту и т. д. Мы просим Вас послать нам для этой книги какую-нибудь небольшую композицию, еще нигде не напечатанную, и заранее приносим Вам за этот дар нашу глубочайшую благодарность.
Посылаю Вам одновременно с этим письмом книгу "Book of France", по образцу которой, вероятно, в более роскошном издании будет издаваться "Book of Russia". Весь доход с книги ("Book of France" дала уже 15 тысяч франков) будет предоставлен в распоряжение Председателя нашей Государственной думы в пользу пострадавшего населения местностей, занятых немцами. Мисс Стефенс и английский издатель этих книг Макмиллан занимаются этим с чисто идейными целями, не имея при этом никакой для себя материальной пользы.
Если Вы согласны принять участие, то мы Вас просим прислать нам Ваше произведение не позже середины марта. В виду того, что из-за войны письма иногда идут очень долго, я должна Вас просить ответить мне на это письмо о Вашем согласии телеграммой. Одно слово "consens" [согласен (франц.)] и Ваша подпись будут достаточны.
С уважением
Мария Цетлин
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
[Ревель]
21 января [3 февраля] 1916
[...] Приезжал в Питер на "Алу и Лоллия" — изумительно и по содержанию и по ошеломляющей звучности. Что наш Серж — гений, сомнений для меня нет. Стравинский — щенок, лопотун. [...]
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
Париж
[29 января] 11 февраля 1916
Дорогой Александр Ильич!
Два слова, чтобы Вас искренне поблагодарить за все Ваши хлопоты и беспокойства по поводу моего "Соловья". Деньги я уже получил через парижскую контору Министерства финансов. Если Теляковский принимал в этом участие, то прошу Вас также и его душевно поблагодарить от меня.
Надеюсь, что "Соловей" не скоро еще будет исполнен в Мариинском театре, поэтому успеют еще сделать весьма важные мелочи — изменения, которые не попали в партитуру: 1) 3-й японский посланник, поющий альтом, и 2-й, поющий баритоном, должны быть заменены тенорами [В итоге, значит, все три японских посла — тенора (прим. И. Стравинского)] (для равенства звука, а в партии альта еще, кроме того, и для силы, когда он кричит: "Соловей императора японского жалок в сравнении с Соловьем императора китайского"). 2) Гитара, имеющаяся в оркестровой партитуре "Соловья", вся написана октавой выше (как тенор). Эта партия должна быть исполнена настоящим виртуозом или же совершенно supprime [исключена (франц.)], ибо если играть будет кто-нибудь, кто не особенно силен, во-первых, слышно не будет, а во-вторых, он много не сыграет. Из двух зол я выбираю меньшее. 3) Мандолина, тоже значащаяся в партитуре, должна быть удвоена другой, иначе ее не слышно в общей массе звуков. 4) Челеста — пятый такт 119-го номера в 3-м действии фраза (по клавиру с. 85)
должна быть сыграна только одной челестой (впрочем, в партии челесты это изменение я сделал в Лондоне).
Все это я пишу Вам, а не Коутсу, ибо последний мне ничего не пишет и не отвечает на письмо и открытку, которые я ему послал по адресу Мариинского театра (его частный адрес мне неизвестен). Полагаю, что все это пропало. Кланяйтесь ему и скажите, что, если у него будут какие-нибудь сомнения по части партитуры "Соловья", — все они могут быть легко устранены Купером, который дирижировал "Соловьем" в Париже и Лондоне. Ну вот, пока все.
Искренне Ваш
Игорь Стравинский
Я дирижировал в парижском Гранд-Опера балетом "Жар-птица" — в пользу английского Красного креста с колоссальным успехом, в чем Вам и хвастаюсь. Неделю перед тем сделал то же для русских в Женеве.
И. Стравинский
Р. В. Хвощинская — И. Ф. Стравинскому
Рим
[29 января] 11 февраля 1916
[...] Я спешу Вам сказать, что все больше и больше пользуетесь здесь в Риме успехом. Тосканини давал "Петрушку" при совершенно, до последнего места, заполненном зале и успех был такой большой, что решили концерт повторить […].
Я говорила с Казеллой про то, что Вы меня просили ему передать [...]. Что касается Тиритта, то я очень просила бы Вас об одной вещи: он, собственно, никогда себе даже не позволил бы мечтать (как он сам выразился) быть Вашим действительным учеником. Ему только хотелось с Вами поговорить и повидаться, то есть посоветоваться. Как композитор он пока совершенный дилетант без всякой школы. Композиций у него всего только, кажется, три траурных марша: на смерть канарейки, тетки с наследством и министра иностранных дел. Этими маршами, между прочим, очень увлечен Балла. [...] Балла очень просит меня Вам кланяться, он очень Вас полюбил. — Он только что выставил одну свою картину в окне антиквара. [...]
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
5/18 февраля 1916
Многоуважаемый Игорь Федорович,
не получая до сих пор от Вас никакого ответа на два моих письма, — от апреля и сентября месяца прошлого года (из них второе было послано "заказным"), снова посылаю Вам копии с этих писем, которые, как видно, до Вас не дошли, — с просьбой ответить на мои вопросы
Не зная, как обстоит теперь это дело, я затрудняюсь, как поступить и как отвечать на сделанные мне предложения.
Очень прошу не задерживать ответа, в ожидании которого остаюсь с истинным уважением.
Б. Юргенсон
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Чикаго
[8] 21 февраля 1916
Оплата Юргенсону сделана. Получил ли ты деньги? Обнимаю.
Дягилев
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[9] 22 февраля 1916
Получил только 2500 швейцарских франков. Не переводя в другую валюту, [перешли еще] 2500 франков в марте через Федеральный банк в Цюрихе.
Стравинский
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
Морж
10/23 февраля 1916
Мусечка моя!
Вышли мне, пожалуйста, елико возможно скорее (у Юргенсона найдешь), народные песни кавказских народов, записанные фонографом. Иных, не фонографированных, не бери. Между прочим, если у Юргенсона есть и другие песни фонографированные, то тоже пришли. Имей в виду, что у меня имеется выпуск первый "Великорусских песен в народной гармонизации" (фонографированные Линевой). Нет ли еще других выпусков?
Обнимаю.
Твой Гима
В январе в римском Аугустеуме (где в прошлом году играли моего "Петрушку") был дважды исполнен "Петрушка" под управлением Тосканини (великого итальянского дирижера) при переполненном 6-тысячном зале. В Америке мои вещи "Жар-птица" и "Петрушка", судя по телеграммам Дягилева, имеют колоссальный успех.
В марте (в конце) буду дирижировать опять в Гранд-Опера "Жар-птицей" (только сюиту).
Смерть немецкой сволочи! Ура русскому народу и войску по случаю взятия Ерзерума!!!
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
Морж
10 [23] февраля 1916
Многоуважаемый Борис Петрович!
Только что получил Ваше письмо от 5 февраля 1916 года, а за несколько дней до того и от 19 сентября 1915 года, но, Боже, после скольких блужданий. Сперва это письмо пришло в Кларан, как Вы его адресовали. Пришло оно лишь в декабре; оттуда его перевели с большим запозданием в Морж, где я теперь живу, но в это время я уехал в Париж. В Париж мои домашние сперва не пересылали моей корреспонденции, рассчитывая на мой скорый возврат, но, видя, что я застрял там не неопределенное время, переслали мне все, что за мое отсутствие было мною получено. Как назло, в это время я приезжаю обратно в Швейцарию и злополучная корреспонденция опять-таки с большим опозданием (из-за французской цензуры) следует за мною и только в феврале я мог прочесть Ваше письмо (от 19 сент. 1915 года), а первое (от 2/15 апр. 1915 года) так и не получил и содержание его мне известно теперь только по копиям, приложенным Вами к этим двум письмам.
Теперь, когда я пишу Вам эти строки, должно быть все уже выяснено, ибо Дягилев мне сказал, что он подробно с Вами спишется об условиях на возобновление наема материала "Жар-птицы" и одновременно с этим уплатит Вам все, что был должен за исполнение "Жар-птицы": только что получил от него телеграмму из Чикаго, извещающую меня об этом (то есть об уплате).(Вы, верно, из газет уже знаете, что Дягилев с русской балетной труппой гастролирует в Северной Америке.)
Что же касается до меня, то я действительно возобновил с Дягилевым на новое 3-летие свой контракт, по которому он имеет исключительное право на постановку балета. Этим я никоим образом не нарушил Ваших интересов, ибо для осуществления своих, вновь приобретенных у меня прав на постановку "Жар-птицы" Дягилев должен еще обратиться к Вам за разрешением пользоваться имеющимся у него материалом балета. Таким образом, он принужден заключить и с Вами новый контракт. Думаю, что он Вам об этом уже написал, ибо, как я уже Вам сказал, он хотел это сделать одновременно с отсылкой Вам денег. Если же Вы до сих пор письма от него не получили, то напишите ему в New York, Metropolitan-Opera, Director of Russian Ballet — это его американский адрес. Он пробудет там до июля нового стиля.
В заключение позвольте мне выразить уверенность, что Ваши переговоры с Дягилевым увенчаются полным успехом — желаю этого тем более, что Дягилев, что бы там не говорили, единственный русский, широко и умело пропагандирующий русское искусство за границей, к тому же не в целях собственного обогащения, а исключительно из беспредельной любви к этому самому искусству. С другой стороны — позвольте мне, многоуважаемый Борис Петрович, поблагодарить и Вас с Вашим братом за то долготерпение, которое Вы оба проявляли к неаккуратному и во всех отношениях беспечному Дягилеву — долготерпение, которое я себе объясняю признанием и с Вашей стороны упомянутых мною огромных заслуг Дягилева
Остаюсь с истинным уважением, всегда готовый к Вашим услугам
Игорь Стравинский*
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Милуоки
[17 февраля] 2 марта 1916
Повидай немедленно Нижинского в Гранд-отеле в Берне. Скажи ему о трудностях […], пытаясь добыть ему необходимые бумаги. Направь его в нужное русло преданности к нашей антрепризе. Отговори танцевать в Европе без нас, даже в благотворительных целях.
Дягилев
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
24 февраля/ 8 марта 1916
Многоуважаемый Игорь Федорович,
в дополнение к письму моему от 18 февраля с.г. спешу известить Вас, что ко мне обращался капельмейстер Императорского Большого театра Э. А. Купер с запросом о материале и постановке "Жар-птицы". Относительно разрешения на постановку я его направил к Вам. Необходимо и Вам также знать, каково теперь положение дела с постановкой в России. С истинным уважением
Б. Юргенсон
С. С. Прокофьев — Е. В. Звягинцевой
Петроград
2 [15] марта! 916
[...] Относительно Уазодефё [от франц. "L"Oiseau de feu" — "Жар-птица"], Юдензонье мурло процитировало мои слова довольно верно, ибо Дягилев мне говорил о заключенном новом 5-летнем контракте, налагающем veto на Россию. Однако странно со стороны Императорских театров вынюхивать где и что про балет слышно, когда проще запросить автора телеграммой, что я и рекомендую сделать (Clarens, Strawinsky). [...]
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Кливленд
[4] 17 марта 1916
Рассел телеграфировал Кану, что Нижинский был готов ехать, но ты делаешь все, чтобы этого не произошло, и своей бернской дипломатической миссией навредил всему делу. Я испуган. Твое будущее в Америке в опасности. Нижинский должен приехать немедленно, следуя инструкции, которая дана в телеграмме к Дэво. В ином случае Метрополитен утеряет доверие ко всем нам. Ответь на отель "William Penn" в Питтсбурге.
Дягилев
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[5] 18 марта 1916
Глубоко возмущен враньем Дэво и Рассела. Нижинский решил ехать в Америку только после того, как будет признан российским военным ведомством негодным.
Стравинский
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[5] 18 марта 1916
Дорогой Игорь Федорович!
Я получил Ваш ответ, которого ждал с нетерпением и который — увы! — отрицателен. Очень жалею об этом, но не смею больше настаивать.
Что касается двух французов, которых Вы мне указали, то одного из них — Лалуа — я немножко знаю лично по журналу "La Grande Revue", который издавался теперешним директором Гранд-Опера Руше и в котором я сотрудничал.
К Лалуа и Вюйермозу я обращусь за указанием относительно литературы по этому вопросы, но просить их написать для моей книжки главу о европейском влиянии в русской музыке я не буду. Я хочу, чтобы авторы в моей книжке были только русские. [...]
Книжку свою я закончил на две трети. Спешу кончить потому, что скоро придется, быть может, идти в солдаты. Я — ратник ополчения 2-го разряда 1902 года. [...] Формально, как привлеченный по делу социал-демократической фракции, я не подлежу призыву в армию, но не буду пользоваться сим предлогом. [...]
Мой искренний привет Вам и Екатерине Гавриловне.
Ваш Г. Алексинский
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Питтсбург
[9] 22 марта 1916
Метрополитен уверено, что именно я против поездки Нижинского и что я сговорился с тобой помешать ему в этом в Швейцарии. Я предупреждаю тебя, что если Нижинский не отправится тотчас же, то отношения с Метрополитен будут окончательно испорчены. Я нахожу отговорки Нижинского полностью абсурдными и "невыполненные" инструкции, данные Дэво, достаточно ясными. Я умоляю тебя сопроводить Нижинского в Бордо и уладить небольшие формальности в парижской префектуре с помощью Грефюлль.
Дягилев
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
11/24 марта 1916
Многоуважаемый Игорь Федорович, сейчас получил письмо Ваше от 10 февраля.
Деньги и телеграмму от Дягилева мы получили в середине февраля, но письма еще не было. Вследствие этого я пишу ему сам, спрашивая, между прочим, согласился ли бы он на постановку "Жар-птицы" в Москве Императорским балетом и указывая на то, что при настоящих условиях, эта постановка здесь не может нанести ему ущерба. Как Вы об этом думаете?
Дело в том, что, как я Вам уже писал, Купер и дирекция хлопочут об этой постановке. Между прочим, хотели бы делать и либретто балета. Я, разумеется, отвечал, что без Вашего разрешения ничего состояться не может. Дягилеву мы при возобновлении условий, конечно, никаких затруднений чинить не намеревались. Искренне уважающий Вас
Б. Юргенсон
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[13] 26 марта 1916
Я продолжаю просить тебя перевести 2500 франков. Ждать могу недолго.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Филадельфия
[17] 30 марта 1916
Я посылаю 2000 франков. Обнимаю.
Дягилев
Р. В. Хвощинская — И. Ф. Стравинскому
Рим
[2] 15 апреля 1916
Дорогой Игорь Федорович!
[...] Я только что прочитала в "Аполлоне" (январь 1916), который недавно получила из России, критику о Прокофьеве, подписанную: Евг. Браудо.
Вы, вероятно, уже слышали, вопрос идет о какой-то Скифской сюите Прокофьева "Ала и Лоллий" — это, верно, балет, который не понравился Сергею Павловичу?
Там говорится что: "По поэтическому содержанию своему она близка к первобытным переживаниям "Весны священной" Стравинского" (бедный критик не перенес только красоты и почти на этом [от] "Алы и Лоллия" с ума сошел). "Как велика чудодейственная звуковая сила архаических музыкальных образов Прокофьева! ... Каким неподдельным чувством жизнеупоенности, задорной, сочной радостью, непререкаемой мощью родной земли веет от иных страниц этой партитуры!" (страшно делается и за критика, и за Прокофьева).
Надеюсь, что Вы мне ответите и что меня не забыли.
Целую крепко жену и детей. Они еще вспоминают [меня]? Мика, скорее всего!
Жму Вашу руку.
Ружена
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[4] 17 апреля 1916
Дражайший мой, я только что получил от Российского музыкального издательства (в Москве) официально телеграмму, в которой сообщается, что они разрешают мне продлить контракт "Петрушки" только на один год при условии, что ты им заплатишь двойную цену за предоставление нотного материала для выступлений в Америке, заплатив предварительно за все выступления в Америке прошедшего сезона непосредственно по адресу: Москва, Кузнецкий мост, 6 — в русских деньгах.
Что касается меня, то я прошу у тебя на этот год 10000 швейцарских франков. Чтобы облегчить тебе расчеты, я предлагаю следующее. Ты мне уже заплатил за "Жар-птицу", если я не ошибаюсь [Посмотри записку, которую я тебе дал в Париже в отеле "Эдуард VII", когда ты уезжал в Америку (прим. И. Стравинского)], 3500 франков, потом ты мне послал с Аргутинским еще 3000 франков и, наконец, недавно (то есть в марте месяце) еще 2000 франков, что доводит сумму, которую ты мне уже выплатил, до 8500 франков. Таким образом, мне остается еще получить 7500 франков. Так вот, я предлагаю тебе выплачивать мне эти 7500 франков вместе с 10000 за "Петрушку", разделив все на 12 частей и платя мне каждый месяц 1458 франков. Мне кажется, незачем напоминать тебе здесь, что деньги, которые я получаю за свои произведения,— это весь мой доход, мое единственное средство существования, и думаю, что ты без возражений примешь эти условия, гораздо более скромные, чем многие другие, которые ты принимаешь. Пожалуйста, ответь мне поскорее, так как Российскому издательству не терпится заполучить "Петрушку", очевидно для того, чтобы начать переговоры с Императорскими театрами, поскольку я только что получил от Зилоти письмо по этому поводу, и он по-прежнему просит "Петрушку" для Императорских театров.
Горячо тебя целую, так же, как и Мясина.
Твой И. С.
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
Париж
[1] 14 мая 1916
Дорогой Игорь Федорович!
Я очень признателен Вам и Екатерине Гавриловне за Ваше любезное приглашение и с удовольствием им воспользуюсь. Но раньше, чем приехать в Швейцарию, я должен закончить свою книгу, которая — увы! — будет, кажется, без главы об искусстве.
Сердечный привет Вам и Екатерине Гавриловне и до свидания.
Г. Алексинский
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
[Мадрид]
[около 6 июня 1916 по нов. ст.]
Шлю своей Мусечке тысячи поклонов и объятий из далекого Мадрида, куда я поехал на премьеру моих балетов "птицы" и "Петрушки" (Дягилев с труппой приехал из Америки). "Птица" уже прошла с огромным успехом и я был представлен королю, с которым беседовал весь антракт. Мы были у него вдвоем с Дягилевым. Если Двинского из "Биржевых ведомостей" интересует сие обстоятельство, то он может напечатать. Целую тебя еще и еще, и Гурушу тоже.
Твой сын Игорь
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Париж
[22 июня] 5 июля 1916
Я посылаю тебе 1000 франков. Прости за задержку. Обнимаю.
Дягилев
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
[Морж]
[24 июня] 7 июля 1916
Получил 885 франков. К сожалению, две недели — это слишком поздно. Российское музыкальное издательство требует тебя немедленно ответить, волнуясь о "Петрушке" и [требуя] оплатить в рублях за все американские спектакли. Сообщи мне твое мнение телеграммой.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Сан-Себастьян
[30 июня] 13 июля 1916
Следуя обещанию о возобновлении срока действия соглашения, я позволяю продлить права на балет "Петрушки" на один год. Сообщи-ка, по какому адресу в России я должен послать деньги?
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[1] 14 июля 1916
Адрес Российского музыкального издательства — Москва,
Кузнецкий мост, б.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Сан-Себастьян
[8] 21 июля 1916
Дай художнику Каминскому в Лозанне 200 франков, так как он спешно уезжает в Сан-Себастьян. Я пошлю эту сумму телеграфом. Как продвигается новый маленький балет? Обнимаю.
Дягилев
С. С. Прокофьев — И. Ф. Стравинскому
Самара
10 [23] июля 1916
Дорогой Игорь Федорович, по-видимому, переписка с Вами дело довольно безнадежное, в виду дальности и сложности сообщения. Но все же мне хотелось бы приветствовать Вас с Вашей матушкой, где такая тишь да гладь, да Божья благодать. Поздравляю Вас с испанским триумфом.
Прокофьев
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[11] 24 июля 1916
Я прошу выслать 2000 франков, не говоря уже о тех, которые я заплатил Качинскому. Я был обязан сначала завершить работу для Полиньяк, которая ждет выполнения этого заказа.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Сан-Себастьян
[21 июля] 3 августа 1916
[Я пошлю деньги] как только получу американский аванс, надеюсь, на следующей неделе. Контракт еще не подписан, но дело в принципе решено.
Дягилев
Г. А. Алексинский — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[30 июля] 12 августа 1916
Дорогой Игорь Федорович!
Моя жена написала небольшую книжку, где рассказано о том, что видела, работая в санитарном поезде.
Книжка эта вышла только что (во французском издании) из типографии. Посылаю ее Вам и Екатерине Гавриловне. Кроме отклика того, что делается на русском фронте, Вы найдете в книжке и "музыкальное приложение". Как поживаете:
Мой сердечный привет Вам и глубокоуважаемой Екатерине Гавриловне.
Ваш Г. Алексинский
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
4 [17] августа 1916
Дорогой Игорь, пожалуйста, прими участие в этой публикации; ты будешь в хорошей компании.
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[5] 18 августа 1916
Дорогой мой,
24 июля я послал тебе телеграмму, в которой говорилось, что я заплатил художнику Качинскому (200 франков) и что я прошу тебя прислать, помимо этих 200 франков (которые я так и не получил, несмотря на фразу в твоей телеграмме: "пошли эту сумму телеграфом!!!"), еще 2000 франков. Сегодня 18 августа. Через 12 дней мне понадобится еще 2000 франков, чтобы заплатить за август. Подумай только, могу ли я прожить, имея столь многочисленную семью, на 2385 франков, которые ты мне выплатил в эти три месяца. Ты дал мне 1500 франков в Мадриде, в июне, и 885 франков в Париже, в июле. Так что я прошу тебя выслать мне незамедлительно 2200 франков, а в начале сентября еще 2000 франков.
Подумай о своем старом друге и не вынуждай его искать работу на стороне.
Твой И. С.
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
Париж
[12] 25 августа 1916
Дорогой Игорь, американцы ждут пока ты закончишь музыку. Они вернут рукопись через несколько дней. В случае, если возникнет необходимость доставить твою рукопись в Женеву, я вновь тебе напишу...
Обнимаю тебя от всего сердца.
Твой Л. Бакст
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
[Бордо]
[начало сентября 1916 г. по нов. ст.]
Поцелуй от сына из Бордо. Ездил в Сан-Себастьян и на возвратном пути остановился на день с Дягилевым в Бордо, где проводили нашу труппу в Америку. Дягилев остается этот раз в Европе с несколькими артистами. Он будет жить в Риме зимой, мы будем готовить новые вещи. Может быть, дадим там спектакль (в пользу Красного креста), разумеется, спектакль, где занята минимальная часть труппы. Сегодня вечером еду в Париж, пробуду два — три дня. Обнимаю.
Твой Гима
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
Париж
[29 августа] 11 сентября 1916
Только что приехал в Париж из Испании; посылал тебе из Бордо карточку. Мусечка, пожалуйста, сделай мне одну вещь: сообщи в "Биржевые ведомости" о том, что я кончил небольшую одноактную пьесу, которую сочинил для княгини Полиньяк — эта пьеса называется "Байка про Лису. Петуха. Кота да Барана" для ансамбля в 16 инструментов и четырех мужских голосов (два баса и два тенора — все соло). Эту "Байку", по контракту с Полиньяк, она приобрела для своего личного употребления на несколько лет, причем Россия не входит в ее расчеты на постановку, и потому российские театры могут ставить, испросивши на это у меня согласие. Эта "Байка" играется балетными артистами или марионетками; музыканты и голоса — в оркестре. Я хочу, чтобы об этом узнали русские театры, и потому прошу тебя сообщить об этом в газеты, и именно так, как я об этом тебе написал, чтобы ничего от себя не прибавляли.
Обнимаю.
Твой Гима
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Сан-Себастьян
[8] 21 сентября 1916
Что отвечает Тэвназ? Важно устроить [это дело].
Дягилев
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Морж
[(9) 22 сентября 1916]
Тэвназ вскоре возвращается в Париж. Он требует, чтобы все было улажено относительно его отъезда в Америку в начале ноября и по поводу его заработков в качестве художника. Тем не менее, пробовал повидаться с ним в Париже. Я жду денег, о которых мы договорились.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Рим
[21 октября] 3 ноября 1916
Деньги посланы. Прошу тебя приехать в Рим немедленно. Дело очень срочное.
Дягилев
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
[Рим]
[вторая половина ноября 1916 г. по нов. ст.]
Просить через Мисию:
1) чтобы Эрик Сати выслал мне немедленно экспрессом свой Piccadilly-марш (epuise [распроданный (франц.]) для фортепиано или оркестровую партитуру;
2) устроить, чтобы Равель дал разрешение ставить его Ферию;
3) позвонить Баксту по телефону и сказать, что Мясин и Томмазини уже сделали больше половины балета Скарлатти.
Переписать в "Соловье":
1) сочинить пение Соловья, сократив количество тактов на стр. 49;
2) стр. 51 — вычеркиваются три первых такта на последней строке;
3) стр. 60 — вычеркиваются пять первых тактов;
4) стр. 62 — с последнего такта переход на стр. 40, который надо сочинить. Повторение продолжено до стр. 49;
5) стр. 49 — после первого такта переход на четвертый такт стр. 67, причем стр. 63—66 и первые три такта стр. 67 вычеркиваются;
6) стр. 67 — транспонировка всей остающейся страницы (четыре последних строки);
7) стр. 70 — вычеркиваются и первые четыре такта стр. 71, следующие шесть тактов пересочинить;
8) стр. 78—79 вычеркиваются;
9) стр. 80 — первые три такта надо сочинить, поддержав их тремоло в аккомпанементе. Седьмой и восьмой такты вычеркиваются;
10) стр. 82 — сочинить хороший аккомпанемент с третьего по восьмой такты;
11) стр. 83 — пятый и шестой такты вычеркиваются. Седьмой, восьмой и девятый переделываются и с девятого переход на 90 стр.;
12) стр. 93 — такты третий и четвертый соединяются в один.
К обеим песням Соловья необходимы хотя бы тактовые (то есть отдельными тактами) сокращения, ибо в хореографии это выйдут скучные места. И ничего на меня за это дуться! Я человек театральный, и, слава Богу, пока не композитор.
С. Д.
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[4] 17 ноября 1916
Дорогой Игорь,
Виолетта Мюра в таком восхищении от твоего квартета, что просила передать тебе, что она "fera graver la partition" ["готова награвировать партитуру" (франц.)].Я передаю тебе ее милое предложение, ничего сам в этом не понимая! Позвони ей по телефону. Целую крепко, твой сердечно
Лев Бакст
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Рим
[вторая половина ноября по нов. ст. 1916]
Дорогой друг,
Мясин, Деперо и я опоздали на железнодорожный вокзал и не смогли тебя проводить, и все великие итальянские композиторы говорили нам, что ты пренебрег тем, чтобы повидать их. Я сожалею, что не обнял тебя и жду от тебя словечко. Мысль о сочинении новых соловьиных арий для хореографии восхитила Мясина и у него нет сомнений, что будет балет. Ты знаешь очень хорошо что необходимо для хореографического движения и мы наверняка получим новый шедевр.
Я обнимаю тебя также, как и люблю.
Твой Сережа Дягилев
P. S. Я заплатил Балла и Деперо по 100 лир.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Рим
[(7) 20] ноября 1916
Дорогой Игорь,
посылаю тебе вырезки о скандале Тосканини, которому не дали кончить концерт. Я очень рад, что бестактность всей этой компании наказана. По поводу и во время этого инцидента у меня вышло крупное столкновение с Хвощинским, который вслух защищал исполнение Вагнера. Это столкновение кончилось секундантами и уладилось с большим трудом. Имей в виду, что мои отношения с ним прерваны. Я тебе это сообщаю потому, что он уверяет меня о каком-то письме, посланном тебе и касающимся несколько иного вопроса, но на ту же тему. Подробнее переговоры при свидании.
С Деперо я заключил контракт и он работает великолепно, декорация восхитительна и Леня мечтает о постановке балета.
Отчего от тебя ни слова?
Это уже третью записку пишу тебе. Ответь!
Целую тебя.
Сергей Дягилев
В. Б. Хвощинский — И. Ф. Стравинскому
[Рим]
[до (8) 21 ноября 1916]
Глубокоуважаемый Игорь Федорович!
Заходил к Вам в Splendid, но Вас не застал, что меня очень опечалило, так как теперь вынужден писать Вам то, что легче было бы сказать на словах.
Я считаю долгом разъяснить Вам по поводу Вашей крайне бестактной фразы, сказанной Вами в кабинете советника (есть ли в Посольстве другие русские фамилии, кроме меня; кстати, фраза чрезвычайно пахнущая Семеновым), что курьерский лист, выданный Вам и благодаря которому Вам только и удалось благополучно выбраться из Италии, и заделанье Ваших нот и картин в казенный пакет — все это было возможно исключительно благодаря любезности нашего первого секретаря Василия Николаевича Штрандтмана; могу Вас уверить, что будь на его месте другой с гипотетической русской фамилией — Вы листа никогда бы не получили.
Если Вы получаете таковой же в парижском Посольстве — то это тоже благодаря любезности тамошнего секретаря, барона Унгерн-Штернберга.
Я очень боюсь, что теперь для получения исключительных услуг в Посольстве в Риме Вам придется ждать, чтобы все члены его Вам пришлись бы по вкусу; может быть, это совпадет с моментом, когда Вы расстанетесь с Вашей немецкой бонной, которая Вас воспитала и которая продолжает воспитывать Ваших детей?
Преданный Вам Василий Хвощинский
И. Ф. Стравинский — В. Б. Хвощинскому
Морж
[8] 21 ноября 1916
Многоуважаемый Василий Богданович,
получил Ваше письмо, которое просто-таки ошеломило меня. Будучи далек от мысли оправдываться, ибо ни в чем себя повинным не считаю перед членами Вашего посольства, немецкие фамилии которых мы с Дягилевым добродушно перечисляли. [нрзб.] шутки, которой Вы придали исключительно важное значение. Я хотел Вам только указать на несоразмерность выражений и тона Вашего письма с той, как Вы пишите, "крайне бестактной фразой", которая, на трезвый взгляд, выеденного яйца не стоит — это для всех очевидно. Эта несоразмерность происходит, вероятно, от того, что Вы пожелали избрать меня козлом отпущения, но, по той или иной причине, таковые же нотации Сергею Павловичу прочитать не пожелали. Поэтому, снимая с себя часть Вашего письма, отправляю ему копию Вашего письма, дабы он со мной бы разделил тяжесть Вашего негодования.
Что же касается до несметных услуг, оказанных мне Вашим посольством, за которые я ему искренне признателен [Немало удивила меня также Ваша фраза, что только благодаря посольству мне удалось "благополучно выбраться из Италии". Полагаю, что Вам известно, что я личность известная, что я личность легальная, паспорт и всякие бумаги у меня в порядке, и что, следовательно [далее нрзб.] (прим. Стравинского)], то скажу, что милейший барон Унгерн-Штернберг, оказав мне некоторую помощь только что в Париже (как оказывали мне князь Кудашев, князь Аргутинский и др.), не придал ей такого же веса, как Вы, и на последней встрече выразился так, что эта маленькая услуга доставляет ему большое удовлетворение, "ибо не так-то много Стравинских в России". Говорю это не из хвастовства, а просто передаю Вам и другого рода мнение на этот счет.
Готовый к услугам
Игорь Стравинский
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву"
Морж
[8] 21 ноября I9I6
Дорогой Сережа, получил твою телеграмму в "Meurice" и твое дипломатическое письмо в Морже. Я тоже очень жалею, что не попрощался с тобой и Мясиным как следует и уезжал в ужасном сумбуре, сутолоке и под впечатлением, должен признаться, тяжелых наших денежных расчетов. Я искренне желал [бы] избегнуть на будущее время подобных разговоров и оттого буду тебя извещать об условиях моих приездов, так всегда [далее нрзб.].
Первый взнос за "Соловья" получил, но, к сожалению, с урезкой в 90 франков — я получил 910 швейцарских франков вместо 1000, как было условлено. Исправь, пожалуйста, свою ошибку. Когда будешь 25 ноября высылать месячные 2000, присовокупи к ним 90.
Теперь о другом.
Я тебе присылаю копию миленького письмеца, полученного мною от В.Хвощинского из Рима. Не буду его комментировать. Это письмо упало на меня как снег на голову, [нрзб.] в посольстве России мы добродушно перечисляли немецкие фамилии членов посольства. И вот Хвощинский разразился подобным письмом, которое следовательно, относится к нам обоим (посылаю и письмо его для ознакомления), но тебе он не посмел послать... Я ему ответил (копия в копировальной тетради имеется), что его священное негодование должно быть разделено между тобой и мной, и потому, дескать, я пошлю копию с его письма тебе — Дягилеву, как в такой же степени повинному в этой истории, как и я.
Напиши мне, в чем тут дело, ибо такие письма не пишутся, даже если имеется наличность какой-нибудь бестактности. И, представь себе, визитная карточка, которую он мне оставил, гласит: "Дорогой Игорь Федорович, не застав [Вас] на репетиции, зашел пожелать Вам всего лучшего и счастливого пути. В. Хвощинский"".
По-моему он свихнулся.
Поручения твои я исполнил:
1) Видел Бакста и сказал, чтобы он торопился. Он только смеется.
2) Эрику Сати сказано. Кокто за него ищет.
3) Равеля видел на репетиции концертов Колонна, где игрались его "Испанская рапсодия" и "Святой Себастьян". Дебюсси присутствовал. Он гораздо лучше себя чувствует. Страшно подумать. Есть два номера удивительных в "Св. Себастьяне", другие скучны и незначительны.
"Испанская рапсодия" не всегда меня восхищала, также и на этот раз, но "Фериа" выходила божественно. Я его сейчас же спросил от твоего имени и по твоему поручению разрешение на хореографическую инсценировку этой "Ферии" — он тебе согласен уступить за 1000 франков. В странах, говорящих по-французски, он сохраняет права, взимаемые автоматически. Он только говорит, что ты должен обратиться к Дюрану.
Полиньяк сказала: "Вы знаете, Стравинский, я решила не представлять "Соловья" в Риме" ", на что я ей ответил, что "это было уже само собой очевидно тогда, когда Дягилев по этому поводу приезжал к Вам в Версаль и Вы ему ни одним словом [об этом] не обмолвились".
Мисия в постели и будет лежать еще две недели. Она себя прекрасно чувствует. Все к ней приходят, курят [нрзб.], едят и в ватерклозетах сидят.
Твой И. Стравинский
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Рим
[20 ноября] 3 декабря 1916
Дорогой друг Игорь.
Я хочу на минуту вернуться к нашему разговору в Риме относительно прав на "Петрушку"". Рассмотрев, что это составляет почти 12000 франков, то есть 6000 рублей в год, я все же хочу тебе сказать: "Смилуйся!" — ведь я же не Астрюк и не американский аферист. Ты получаешь от Теляковского, то есть от бюджета Императорских театров 6000 рублей за три года "Соловья" и сознаешь, que с "est tres bien paye [что это очень хорошо оплачиваемо (франц.)].
С меня же, заказавшего тебе "Петрушку" и целый год его не игравшего из-за войны, ты тянешь шкуру. Ведь если бы не было войны, я бы уже сыграл его в России и мне не надо было бы теперь никаких исключительных прав — играть бы его наравне с другими. Война, от которой мы все задыхаемся, перервала мои планы, и вот теперь я [должен] решить — или платить невыносимую для меня сумму, или отказаться от поездки в Россию, что составляет мою мечту, и не я [ли] добыл себе право мучениями десяти лет за границей [на поездку в Россию]. Мне кажется, что ты все-таки не должен третировать меня, как какого-то Лимина или Рябунова — пойми, что и в будущем я могу тебе пригодиться и что все же я лучше и ближе тебя чувствую и понимаю, чем все те, которые вступают в запоздалые ряды твоих поклонников. Я сам ненавижу денежных разговоров — крупных, как теперь и мелких, как в Риме, но ты все-таки ошибаешься, думая, что я "вернулся из Америки" и следовательно...
Этого "следовательно"-то и нет. Я, что называется, при последнем издыхании из-за войны и именно из-за той Америки, которая должна была бы дать дышать. Всю последнюю неделю провел в ужасных трансах. Дело в Америке так расклеилось, что (невообразимо!) я получил три депеши на "ты" с подписью "Ваца", — где он меня умоляет немедленно приехать в Америку, так как он пришел к убеждению, что единственное спасение (для него!!) — "работать нам вместе". — Вот уж лучше поздно, чем никогда. Все это, однако, свидетельствует, что ему действительно был "приставлен нож к горлу", чтобы писать подобные телеграммы. Я сделал все, чтобы уладить, или хотя бы отсрочить развязку. Но главное же — три месяца я не получаю из Америки ни одного гроша. Вот они выгодные американские предприятия. Причины этого самые неожиданные: Кан передал все наше дело (как бы ты думал — в чьи руки?) в руки самых заядлых немцев — Хенкеля, Телигсберга, Манделькерна, Эльслера, Копикштайна — и новый дирижер русского балета Гётцель — вот, кто развозит русский балет по Америке; все это лакеи Гатти-Казацца — открытого бошефила и смертельного моего врага. Из ежедневных писем вижу, что Хенкель составляет исключительно немецкие программы — то есть "Карнавал", "Видение розы", "Бабочки" и "Тиль Уленшпигель" — для пропаганды русского искусства, и громко разговаривает с мадам Нижинской — по-немецки. После первого спектакля Нижинский в печати заявил, что декоратор Джонс гораздо лучший колорист, чем Бакст и сказал, что "Тиль Уленшпигель" будет иметь огромный успех в Париже!
Ты видишь — это сумасшедший дом, о котором даю тебе лишь вялые образцы.
Мы здесь продолжаем работать. Мясин почти кончил Скарлатти и после короткой "Треуголки" Альбениса начнет "Соловья". Деперо молодец.
Но дух мой подавлен. Скверная история с Хвощинским кончилась, о ней лучше на словах! Я приеду в Париж, когда ты там будешь. Все это пишу тебе по дружбе и ты так и понимай, все-таки друзей на свете не много и я это ценю как редкий клад, того же хочу и от других.
Поклонись твоим домашним.
Целую.
Твой Сережа
P. S. Нет никакой возможности, ни даже оснований платить за "Петрушку" больше, чем за "птицу". Будь справедлив — входи в положение других людей.
С. П. Дягилев — Е. Г. Стравинской
Рим
[4] 17 декабря 1916
Дорогая Екатерина Гавриловна!
Мое первое желание по получении Вашего письма было сесть в вагон и ехать к Вам. К сожалению, мои американские дела требуют неотступного моего присутствия здесь еще несколько времени.
Если Игорь решит не ехать в Париж, что я думаю для него теперь крайне вредно, надеюсь Вы знаете с каким количеством волнений сопряжена всякая поездка в Париж, — то я приеду сам.
Хорошо бы, конечно, было очень переменить воздух. Если бы собрались с Игорем вместе в Италию, я обещаю устроить Вам удобное помещение и приятное пребывание. Игорь любит балет, репетиции, разговоры, прогулки, наконец, не утомляющие осмотры божественной Италии. Если это действительно вопрос нервов, то, ей-Богу, надо увезти его хоть на время с сырого, серого озера. У нас нет дня, чтобы не было солнца, и душа отдыхает.
Если я Вам нужен — телеграфируйте срочно — сообщите мне. Дам банку приказ о деньгах.
Относительно "Соловья" — пусть Игорь не тревожится. Переоркестровать его он успеет и позже. Вопрос только в новых песнях Соловья и кое-каких [нрзб.], но я не могу дать "Соловья" раньше 25-го февраля, так что время еще есть.
Передайте Игорю, что Мясин кончил Скарлатти. Мне трудно судить в качестве ближайшего сотрудника, но мне кажется, что это маленький шедевр. Веселье и оживление с начала до конца.
Футуристы много работают и пока очень забавно. Не знаю как люди будут двигаться в футуристических костюмах, но во всяком случае качество движения должно тотально измениться, то есть обновиться.
Жму Вашу руку и до скорого свидания.
Ваш С. Дягилев
Поцелуйте Игоря, и скажите, что мы все стали старыми чертями, у меня тоже на днях был какой-то припадок дурноты, длился два часа. Теперь здоров, но все-таки "проклятая старость, черт бы ее побрал!".
|