|
||||||||||||||||
| Часть 2 | ||||||||||||||||
| Глубокоуважаемый Игорь Федорович,
на вопрос о посылке Мессаже экземпляров клавира "Соловья" я Вам ничего не писал потому, что не считал это вопросом, а просто как просьбу с Вашей стороны, которая и была исполнена в точности. Бенуа клавир тоже отправлен, согласно Вашему предпоследнему письму, в Москву (Художественному театру). Надеюсь, что Бенуа сделал распоряжение в Москве о пересылке его корреспонденции в Петербург. Мы получили письмо от Эванса из Лондона, который пишет, что сделал перевод Ваших японских романсов на английский язык. Никакого перевода мы ему не заказывали! Издавать на английском языке мы вообще не собирались и не собираемся пока. Большинство англичан владеет французским языком и потребности в английском издании нет никакой, то есть спрос на это сочинение был [бы] совершенно ничтожным: с мая 1913 года до сих пор (почти год) во Франции продано — 12 экземпляров, а в Англии — 8. После исполнения в Париже спроса заказов не последовало. Между прочим, в Москве Сараджев, Держановская и К° исполнили Ваши японские романсы, переписав оркестровые голоса из партитуры. Писали ли они, может быть, Вам что-нибудь об этом. Без разрешения они не имели права исполнять и во всяком случае не могли переписывать! Относительно исполнения припоминаю, что в новом законе о правах исполнения имеется параграф, в котором говорится, что исполнить произведение без разрешения автора или издателя можно в тех случаях, когда концерты, в котором состоится исполнение, не преследуют целей наживания. Если Сараджев принял во внимание этот параграф, то все же переписывать голоса он не имел права. Голоса японских песен отданы в гравировку и будут напечатаны. Проверку сделает наш корректор по партитуре. Когда Вы высылаете нам клавир и партитуру 3-го действия "Соловья"? Очень прошу Вас только не высылать отдельными страницами. Это, право же, не ускоряет дела; для гравировки, корректур, пересылок, наоборот, только осложняет. По поводу "Соловья" имею еще несколько вопросов для обсуждения с Вами. 3-е действие нужно будет еще перевести на французский язык. К исполнению в Париже и Лондоне нужно издать "текст" "Соловья" отдельно на французском и русском языках, для этого нужно нам русский оригинал текста со всеми подробностями участвующих лиц, обстановки и т. д. К исполнению мы думаем выпустить отдельными номерами "песню Рыбака" и "песню Соловья" из 1-го действия. При гравировке клавира принималось это во внимание. Относительно обложки "Соловья" нужно решить, что мы сделаем, так как я боюсь, что если Бенуа и обещал (?) или обещает сделать таковую, мы не успеем уже с этим. Рерих тоже обещал, но не прислал обложки до сих пор. Лучше всего, пожалуй, сделать опять такую же обложку, как для "Петрушки" и "Весны". Просто и хорошо. Только, может быть, хорошо будет взять другой цвет (например, желтый). Буду ждать ответа на свои запросы, а пока крепко жму Вашу руку и прошу передать сердечный поклон Вашей супруге. Ваш Н. Струве P. S. От Дягилева из Лондона ответа не имею. Зилоти будет в понедельник у меня в Берлине для переговоров. А. И. Зилоти — И. Ф. Стравинскому Вена [12] 25 февраля 1914 Спасибо за длинное письмо. Просьба затянуть дело со Свободным театром, поскольку хотел бы получить "Соловья" для Теляковского послезавтра. Напишу в деталях мой план. Дружески Ваш Зилоти А. И. Зилоти — И. Ф. Стравинскому Вена [13] 26 февраля 1914 Дорогой Игорь Федорович, спасибо Вам за длинное и деловое письмо, [нрзб.]. Вы были не правы, удивившись вместе с Дебюсси, что я Вас не хочу, не "признаю" играть. Дебюсси мог не знать, но Вам должна была придти память о том, что я никогда [не играю] новые вещи, новинки [в основной части программы], но играю в хвосте за другими. Я играл все Ваше в срок до тех пор, пока Вы не стали исполняться у Кусевицкого, который, что и понятно, стал сам играть (или только обещать, как это было с "Весной"). Тут мой личный вкус не причем, как и нет перемены по отношению к Вам. Я и думаю, что за мое, до "Жар-птицы" старое отношение к Вам, когда решительно никто Вас гнать не хотел, Вы скажете Дебюсси, что я прежде уже давно все [из его сочинений] переиграл и не стоит ему indirectement [косвенно (франц.)] помогать себя продавать. Но раз он "продается", как уличная девка на Невском, и пошел туда, где ему больше денег дали, забыв, что я всё его новое играл, а Кусевицкий ничего — то обо всем этом и говорить больше не стоит: как человек — Дебюсси последняя сволочь, которую и по морде бить нельзя, ибо рук не отмоешь, и я доволен, что он имеет мое письмо, из которого он узнал мое мнение о нем, как о человеке, с которым я больше не знаком, и композитором, которого я всегда буду исполнять. Я уверен, что он при русских скандальных концертах меня вспоминал — ну, извините, что о такой гадине так много пишу — теперь же я плюю на него, а тогда он доставил мне одно из самых моих больших разочарований в жизни. — Относительно "Соловья". Мне очень хочется, чтобы он на Императорской сцене шел, ведь эти разные "музыкальные драмы", Свободные театры — в сущности, не многого стоят: идеи хорошие, а исполнять их — ума не хватает! По-моему, практичнее, в конце концов, иметь с Императорским театром дело. Сообразно тому, как я понял Ваши условия со Свободным театром, я присылаю проект условий Ваших с Императорским театром; Вы прочитаете и скажете после этого, если Вам что-нибудь не по нутру, и пришлете мне. Ждать до весны — считаю непрактичным, ибо надо ковать железо, пока оно горячо. Я думаю так сделать: в будущий понедельник я съезжу к Струве (узнать его деловые [нрзб.]), возьму оттиск двух актов и повезу с собой в Россию, куда попаду 3/16 марта, и сыграю Теляковскому и Коутсу, и тогда же Теляковский решит; а в Париже Вы можете еще раз уже все сыграть ему (то есть и 3-й акт). Как Вы обо всем этом думаете? Мой адрес: до 5 марта (с 1-го), Дрезден [нрзб.]. Я буду, предполагаю, в воскресенье, 8-го марта (с утра до вечера) в Париже (мне нужно с Роже-Дкжасом и многими переговорить), может быть, Вы в этот день как раз в Париже будете? Это было бы великолепно! — Струве мне говорил, что у Вашей жены туберкулез — так везите ее в Питер, там есть молодой доктор Манухин, который работает с Мечниковым, лечит туберкулез рентгеновскими лучами, он теперь Горького вылечил; чудесная личность и в нашем медицинском мире сделал переполох. Подумайте и вышлите депешу, заграничные жулики ничего не вылечат, но сдерут много денег, а Манухин может вылечить, а "драть" денег не будет. Обдумайте вместе с женой, ручку которой поцелуйте за меня". Жму Вашу руку. Сердечно Ваш А. Зилоти А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому Петербург 14/27 февраля 1914 Дорогой Игорь Федорович! Безумная спешка, а потому ограничусь только делами и не стану говорить о своих душевных переживаниях. Достаточно, если я скажу, что вот целую неделю как живу звуками "Священной весны" — начал в Москве и продолжил в Петербурге и сейчас буквально тоскую о том, что больше на долгое время никак не удастся слышать эту музыку — о которой я даже не могу сказать, хороша ли она или превосходна, ибо просто я ею весь взбаламучен. Не знаю, правильно ли вел Кусевицкий, ибо я утвердительного авторского исполнения не слыхал, но нужное впечатление получил. Успех — увы! — был скорее большой, несмотря на то, что после первой части человек 100 ушли из зала. Говорю увы, ибо, разумеется, хлопали на славу или "в пику Парижу"; да и вообще тошнотворен успех [у] публики, которая, шутя, станет так же аплодировать и Баху, и Бетховену, и Вагнеру, и Скрябину, и вам, и Рахманинову (прошу не зазнаваться и никаких параллелей не выводить, но вас первого я люблю, а вас второго очень не люблю). Зато я рад, что понравилось Нуроку, и что бурно шикали в клане Римского-Корсакова. Это утешает. Однако, вот и разболтался. К делу, к делу. Дорогой, ну если такую комбинацию? В начале огромная спальня с несколькими этажами окон — залитой луной. Привидения (Сережа их не хочет, но почему бы им не стоять у кровати или не высовывать рожи из-за занавески — как это сделать, сам еще не знаю). Кровать под балдахином род катафалка. Затем Смерть уходит (и можно бы не в окно, а тает на глазах — возможен такой трюк..!). Затем во время пения Соловья брезжит утро и при последних нотах государь по мере церемониала задергивает занавес (идут "гуськом" по сцене и тянут занавес). Затем перед спущенной занавесью суета придворных. Затем занавес отдергивается, залитая солнцем, и здравствуйте. Вот по поводу этого финала я бы только позволил себе сказать, что финал в "Весне" куцый, оборванный, и это оставляет какое-то неудовлетворительное чувство. Люди, видевшие спектакль, говорят, что там это еще ощутительнее. Как бы и здесь не повторилось того же? Но вам лучше знать. Не слушайте только изверга Сережу, который в своей краткомании дошел до Геркулесовых столбов! Жду конфирмации планов или их перемену. 2-е действие уже сделано — удачно или нет, я не знаю, ибо просто не успеваю себя проверить (Анна Карловна из-за ангины не была на "Весне" и в отчаянии; она шлет Вам и милой Катерине Гавриловне, которую мы оба самым сердечным образом любим, свои поклоны и желаем всего хорошего). Все домашние (простите за бестолковую спешку) похваливают, но ведь им можно верить? О Свободном театре больше того, что было в газетах, я не знаю. Говорят, что Марджанов нашел еще одного дурака и собирается его опустошить [нрзб.]; Санин же остался с Суходольским и кажется будет ставить оперетку. С той поры, что вернулся из Москвы (после постановки "Трактирщицы") — так погрузился в "Соловья", что ничего не успеваю прочесть, узнать, ни с кем не вижусь и не беседую. Целую Вас, дорогой мой Игорь Федорович, крепко и еще раз желаю Вам всего самого хорошего. Еще раз прошу передать Вашей милой жене мой сердечный привет. Преданный Вам Александр Бенуа Ц. А. Кюи — М. С. Керзиной Петербург 16 февраля [1 марта 1914] [...] На днях Кусевицкий исполнял "Праздник весны" Стравинского, побивающий рекорд какофонии и безобразия. Это сокровищница, в которую Стравинский собрал любовно все музыкальные нечистоты и отбросы. По-французски я бы сказал: "Mr. Stravinsky est un vendangeur musical" ["Г-н Стравинский — музыкальный опустошитель" (франц.)]. Этот "Праздник" за границей был всюду ошикан, а у нас нашлись хлопальщики — доказательство тому, что мы идем впереди Европы на пути художественного прогресса. [...] Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 16 февраля [1 марта] 1914 [...] Яворский мне говорил, что Кусевицкий у Вас играл "Весну" в 20 раз хуже, чем у нас — у нас было тоже неказисто, но говорят, что все критики от исполнения в восторге. Мизантроп, кажется разошелся с прочими ценителями, но я на его стороне, ибо все-таки "Весну" чуточку знаю, а туг слишком личного не узнавал, хотя впечатление у меня осталось еще лучшее, нежели от просматривания — по-моему, в настоящем исполнении это будет очень легко слушаться. [...] М. О. Штейнберг — И. Ф. Стравинскому Петербург 18 февраля [3 марта] 1914 Дорогой друг Игорь, я все время тебе не писал и от тебя не ждал писем, так как знал, что тебе не до того. Сегодня с большой радостью узнал, что Екатерина Гавриловна чувствует себя лучше и уже выходит. Поздравляю тебя с дочкой и от всей души желаю, чтобы скорее минули все огорчения. Черкни хоть несколько слов о себе — за всю зиму я получил от тебя лишь одну открытку. О своих делах не пишу тебе, думаю, что о них тебе более или менее известно. К сожалению, все устраивается далеко не так, как мне хотелось бы, и я даже не знаю, радоваться мне или грустить. Несомненно, однако, радостно мне предстоящее свидание с тобой — тогда поговорим по душам вовсю. Сердечный привет всем твоим. М. Штейнберг И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа [Лейзен] [(24 февраля) 9 марта 1914] Дорогой друг, спасибо Вам за письмо и за несколько слов о "Весне". Жажду увидеть Ваши эскизы — я убежден, что это шедевр, ибо на расстоянии чувствую Ваше увлечение, чувствую, что Вы влюблены. При этих условиях (я уверен) Вы сделаете нечто восхитительное. Я очень счастлив работать с Вами. Я работаю не покладая рук. Думаю, что к концу марта (нового стиля) все мною будет окончено. Относительно 3-го действия, быть может, Вы и правы, что надо, чтобы "рожи" показывались — и я думаю сделать это так. При самом начале их пения занавес начинает медленно подниматься (у Вас есть мой эскиз этой музыки). Когда, пропев первый куплет, они восклицают "Вспомни" (с акцентом), "рожи" могут высунуться и опять спрятаться. Затем, при втором куплете, — то же самое. Тут появляется (вернее, начинает петь) Соловей, — и они опять прячутся. В этом месте занавес совершенно поднят. С исчезновением Смерти (без помощи вылета в окно) я согласен — посмотрим только, как это сделать (в Opera!!!). Напишите, ради Бога, получили ли Вы мои экземпляры 1-го и 2-го действий. Это очень важно. Напишите также, получили ли Вы (переслали ли Вам из Москвы?) экземпляры тех же действий, посланные моим издательством из Берлина. Мне страшно нравится Ваша мысль торжественно затягивать посредством рож занавес, после улета Соловья. Только мне думается, что время до вторичного (и моментального раскрытия) этого занавеса не должно быть велико — будет иметь вид размазывания события, которое именно ценно лишь под условием своей краткости. В общем, я несколько побаиваюсь за это действие, ибо оно не может быть коротко (чего бы хотелось при отсутствии действия) в силу медленных темпов. Целую Вас крепко. Ваш Игорь Стравинский Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому [Берлин] 3/16 марта I914 Глубокоуважаемый Игорь Федорович, "Петрушку" в Берлине давать не будут". Оркестр и вся обстановка этих гастролей такова, что этому нужно только радоваться. "Русский балет" вообще не пользуется таким успехом, как всегда; театр мал и неудобен для декораций, оркестр плох и помещается так высоко, что закрывает всю авансцену и партеру впечатление. Это усиливается еще толстой спиной дирижирующего стоя капельмейстера. Повторяют старое. Отсутствие Нижинского тоже замечается. Не знаю, чего хочет Дягилев с такими гастролями. Он слишком избаловал публику и к нему предъявляют самые большие требования. Я читал несколько неважных критик. Монтё исполнял "Петрушку" два раза и просит не считать ему второе представление, потому что у него было много расходов. Считаю это исправительным. За "Весну" мы назначим ему теперь 150 франков. Сегодня отправлен весь материал "Весны" в Париж. Исполнение 5-го апреля. С Дягилевым я говорил по телефону. Он уезжал в Петербург в тот же день. Деньги он внес, но не все сполна. Он очень беспокоится о "Соловье", что они не успеют изучить его, если Вы еще задержите 3-е действие, и просил Вам передать это. Меня он даже напугал, потребовав в течение одной недели сдать весь хоровой материал 1-го и 2-го действий, не предупредив нас заранее, иначе он должен был бы отложить постановку "Соловья". Известие я это получил в Лейпциге, где находился по делам. Рёдер, слава Богу, нас выручил, отпечатав в три дня. Клавир 1-го и 2-го действий мы отправили уже Дягилеву в Петербург. Печатать отдельно голоса хора мы не собирались, так как дешевле, конечно, отпечатать нужное для хора количество клавиров. Но сделать это я собирался вместе с 3-м действием, и не сейчас, поэтому известие Дягилева меня-таки напугало... Однако, лицом в грязь не ударили и исполнили все в точности ... Партитура и голоса 2-го действия готовы и сейчас просматриваются нашим корректором. Все дело за Вами. Текст 3-го действия ожидаю. В первых числах апреля я уезжаю в Москву, в последних числах - вернусь. До моего отъезда, я надеюсь, все 3-е действие "Соловья" будет уже в наших руках. Для пересылки партитуры и голосов необходимо не менее трех недель. Исполнение в Париже назначено на 21-е мая. Обложка и заглавный лист "Соловья" в подготовке. Думаю, что Вам понравится. У меня сейчас по горло много забот до отъезда. Может быть Вы захотите вспомнить Кусевицких в день 5-летия Российского музыкального издательства, поэтому сообщаю Вам число: 7-е апреля (нового стиля) сего года. Они будут в Москве. Вот и все на сегодня. Критики о "Весне" Вы мне не вернули. Читали ли Вы последнюю — в № 9 (2 марта) в Русской музыкальной газете? Дягилев справлялся о причинах Вашего приезда в Берлин. Я ему сказал — по делам издательства. Он спрашивал, кончили ли мы со Свободным театром. Я сказал ему, что все еще — в переговорах и намекнул ему, что у нас имеется еще ряд предложений по поводу исполнения "Соловья", между прочим, и для Германии и т. д. В Петербурге он, вероятно, узнает об Императорских театрах... Как здоровье Вашей супруги? Будьте здоровы. Ваш Н. Струве P. S. Был здесь проездом в Лондон ("Прометей" и Klavierabend) Скрябин у меня. Играл мне Девятую сонату. Она мне очень понравилась. Замечательно вдохновенная, красивая вещь. А в Лейпциге я слыхал "Песни Гурре" Шёнберга (138 человек оркестра, 600 хора, солисты). Какое это замечательное произведение! Все нутро человека перевернул — он музыкант! И это произведение 10 лет лежало неисполненным. Сергей Александрович будет играть "Петрушку" на выставке. А. И. Зилоти — И. Ф. Стравинскому Петербург 5/18 марта 1914 Дорогой Игорь Федорович, играть буду "Соловья" числа 16-го марта (русского), так что Вы только тогда получите от меня депешу. Пока Теляковский сказал, если "Соловей" длится больше часа, то чует его сердце, что Министерство Двора не пропустит. Ну, после сеанса увидим. Кажется, страшно за "Соловья" очень. Сердечный привет Вам. Обнимаю. Искренне ваш А.Зилоти А. Н. Бенуа — В. Я. Светлову Москва 13 [26] марта 1914 [...] Все мои мысли сводятся сейчас к тому: как бы не слишком опозориться. Что позор будет — в этом не может быть сомнений при такой постановке дела и при упорной манере Дягилева приносить друзей и надежнейших сотрудников в жертву алчным грабителям и шарлатанам. [...] Я бы мог просто сослаться на неисполнение Дягилевым нашего контракта [...] и отнять эскизы, но на это я просто не в состоянии решиться по той причине, что как-никак Дягилев — "Сережа", и не могу с ним судиться. Но вот что могу сделать: если исполнение декораций и костюмов к "Соловью" окажется позорным, то я просто потребую, чтобы моя фамилия была снята с афиши. Отныне же считаю все условия работы абсолютно невозможными, [поэтому] я отклоняю от себя дальнейшее активное участие в данном деле. [...] Вот это все, Валериан Яковлевич, передайте нашему мучителю [...]. Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому Берлин [22 марта] 4 апреля 1914 Глубокоуважаемый Игорь Федорович! Со дня на день ожидаю Вашей телеграммы из Парижа... Где Вы сейчас, не знаю, а потому пишу еще в Лейзен. Сегодня я уезжаю в Москву. До свидания. В понедельник Вы обещали выслать клавир 3-го действия. Сегодня суббота и мы его не имеем еще. Рёдер тоже рассчитался с этой спешной работой еще на этой неделе! Хор альтов был отлитографирован на следующий день по получении Вашего манускрипта и в количестве 10 экземпляров отправлен Дягилеву через Монтё (я полагаю, что Вы уже там будете). Русский текст "Соловья" мы печатать однозначно сейчас не будем, ибо для России нужна цензура. Для парижских и лондонских исполнений же нам нужен французский текст. По получении от Вас клавира 3-го действия, награвировав его, мы отправили экземпляр Кальвокоресси для перевода и, когда получим перевод, сейчас же приступим к печати французского текста. Обложка, заглавный лист — все уже приготовлено для этого. Вообще, будет сделано с нашей стороны все, что возможно. Только Вы, ради Бога, не задерживайте нас далее, пожалуйста. Дягилев уехал из Берлина в Париж, не известив меня в каком положении дела с Вами, с репетициями и Вашей поездкой в Россию ... Вы мне тоже не ответили. От Зилоти пока никаких вестей. Я буду в Москве и Петербурге. Вернусь к началу мая (нового стиля). Манускрипт партитуры "Весны" отправлен, согласно Вашей просьбе, в Париж (Монтё для Вас). Эвансу я ничего не писал, да, откровенно говоря, не знаю, что писать. Заключать с Вами какие-либо условия, пока произведения у нас нет и оно даже не существует, мы, конечно, не можем. Лишь Вы лично могли бы заключить условие — написать на выработанных основаниях новое произведение ... Но ведь об этом думать пока рано. Вы теперь целиком поглощены "Соловьем" и до исполнения ни на что новое, конечно, не можете иметь теперь время ... Очень прошу Вас уведомить меня, в каком положении вопрос с исполнением "Соловья" с Дягилевым. Безумно спешу, завален работой. А в России-то что еще впереди!!.. С сердечными поклонами Ваш Н. Струве А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому [Москва] 31 марта [13 апреля] 1914 Случайно из Москвы, куда я приехал на один день, лишь повидаться с [нрзб.] по поводу одного дела. Дорогой друг! До сих пор мы подчивали тебя телеграммами, но теперь настал момент серьезно предупредить тебя, что у нас очень не благополучно. Из всех декораций даже первая не окончена, остальные две не только не начаты, но даже неизвестно, кто и где их будет писать. Костюмы подвигаются, на мой взгляд, вяло — до сих пор я не видал еще ни одного готового костюма; задержка вышла из-за болезни Каффи, который чуть не умер, отчего из-за [нрзб.]. Musikdirector в Москве. Хуже всего то, что сама опера на одну треть нам совершенно неизвестна, а 3-е действие, может быть, готовит изящные сюрпризы. — Научи как быть! Для меня совершенно ясно, что ты давным-давно отложил всякие помыслы давать "Соловья" в Париже. И тогда есть еще надежда, что постановка поспеет к Лондону. Тогда для меня становится понятно твое упорное молчание на все наши вопиющие телеграммы. Ведь стоило тебе толком распорядиться, и Рерих уступил бы. А то сейчас (два дня тому назад) он, пользуясь нашей растерянностью при отсутствии настоящих полномочий, заставил Шарбе оторваться от начатой декорации "Соловья" и снова засесть за "стан" под предлогом каких-то поправок, — его и не могу винить. Он только пользуется выгодой своего положения и старается изо всех сил, чтобы его произведение было подано Европе в наилучшем свете. Увы, я не обладаю теми когтями, чтобы защитить свое детище... Вот и все летит к черту. Да даже если опера пойдет только в Лондоне, то я все же сомневаюсь в том, чтобы моя часть была представлена достойным или хотя бы приличным образом. Нельзя работать при таких чудовищных условиях. Дорогой, я вовсе не уверен в других частях. "Соловей" требует очень внимательной и сосредоточенной работы, а где нам взять условия для таковой в суматохе богемной парижской жизни? — Милый друг, ты пишешь мне, чтобы я помог тебе, как до сих пор помогал. Я и рад бы, но сейчас просто ничего сделать нельзя: 1) все артисты в разброде; 2) некоторые роли не выяснены; 3) 3-го не дано; 4) Аллегри уедет через четыре дня и весь уйдет в работу по "Иосифу"; 5) Шарбе уедет через десять дней и, дай Бог, чтобы к этому времени он поспел с двумя декорациями (абсолютно не верю этому); 6) Каффи хворает; 7) Купер в Москве, вообще же нет никакого дирижера. Умоляю тебя, не мучай ты меня и скажи просто и прямо, каковы твои намерения, каков твой план. Обнимаю тебя. Любящий тебя Шура И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону Кларан [2] 15 апреля 1914 Глубокоуважаемый Борис Петрович, только что получил одно очень выгодное для Вас и для меня предложение от одного издателя: выпустить серию альбомов моих драматических произведений с роскошными иллюстрациями тех художников, которые участвовали в их постановке. Участие музыки в этих альбомах будет минимальное и ограничится несколькими строчками (под каждым эскизом художника) из разных, так сказать, номеров моих балетов. Каждому балету будет посвящен отдельный альбом. Начать он хочет с "Жар-птицы" и потому просил меня спросить у Вас, на каких условиях Вы согласились бы передать ему это право помещения (в виде коротеньких фрагментов-воспоминаний) кусочков музыки из "Жар-птицы". Альбомы эти будут выпущены в свет по очень возвышенной цене и большого (широкого) распространения иметь не могут, поэтому конкурировать с Вашим изданием этот альбом "Жар-птицы" не будет. С другой же стороны, этот альбом сослужит Вам большую службу в деле рекламы изданной у Вас "Жар-птицы" и кроме того принесет Вам еще некоторую сумму денег. Я лично думаю, что это дело во всех отношениях как для Вас, так и для меня, очень выгодное. Прошу Вас немедленно дать мне на это ответ. Так как этот издатель будет входить в дело издания этих альбомов в непосредственные отношения со мной, то прошу Вас заключить по этому делу условие со мной непосредственно. Имя свое этот издатель просил до поры до времени не говорить. Скажу лишь, что Вы его наверное не знаете и что он француз и музыкальных сочинений не издает — это издатель роскошных художественных изданий. Очень прошу Вас дать мне немедленный же ответ, ибо я еду в Париж по этому делу в субботу 25 апреля нов. ст. Я получил от Вас листок (нового музыкального словаря) с просьбой дать о себе биографические сведения. В этом листке было упомянуто, что одновременно с ним мне высылаются сведения обо мне, помещенные в старом словаре — этих сведений там не оказалось и я лишен возможности исправить могущие быть в них неточности, о чем в листке-объявлении нового словаря указывается. Будьте добры прислать мне вырезку, что ли, из старого словаря. В ожидании Вашего скорого ответа и с пожеланием всего лучшего к наступающему Светлому празднику. Остаюсь с истинным уважением. Игорь Стравинский Моя Симфония имела хороший успех в Монтрё и по требованию публики в ближайший очередной симфонический концерт повторяют Скерцо из Симфонии, имевшее наибольший успех. Дирижер принужден был исполнить лишь одно Скерцо, так как программа была уже давно составлена и ломка ее была бы неизбежна. С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому Монте-Карло [8] 21 апреля I914 Телеграмма послана моим секретарем. Христос Воскресе, но воскреснем ли мы также в Париже? Боюсь до смерти. Рассчитываю услышать "Весну" в Париже. Обнимаю тебя. Сергей Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому Москва 10/23 апреля 1914 Многоуважаемый Игорь Федорович! Письмо Ваше я получил только сегодня, вернувшись из деревни, где провел несколько дней праздников. К сожалению, предложение, о котором Вы пишите, так неопределенно, что я не могу дать Вам определенного ответа, не уяснив себе целого ряда вопросов. Мне кажется, что мы с Вами и как соотечественники, и как композитор со своим издателем, должны в подобных вопросах действовать солидарно, соблюдать взаимные интересы и потому, я надеюсь, Вы не откажете дать мне Вам нужные сведения. 1) Какая будет продажная цена альбома и в каком количестве экземпляров он будет выпущен? 2) Вы пишите об отрывках (фрагментах). Но каковы размеры каждого и сколько их будет? Будет ли каждый составлять в музыкальном отношении нечто самостоятельное или лишь небольшую фразу вроде цитаты? 3) Нельзя ли узнать, в какой форме и размеры [оплаты], которые тот французский издатель представляет себе возможным как эквивалент за разрешение? Получив от Вас разъяснение на эти вопросы, я немедленно сообщу Вам условие, на которых было бы возможно соглашение с издателем. Листок с вопросами для словаря Римана печатался в одной форме для всех. Статьи о Вас в 1-м издании словаря еще не было и потому я прошу Вас очень прислать биографические о себе сведения, согласно приложенному на листках вопросах. По ним редактор словаря Ю. Д. Энгель составит уже статью для 2-го издания словаря. Не можете ли Вы мне сообщить, сколько представлений "Жар-птицы" было в прошлом году? С. П. Дягилев при свидании обещал мне прислать эти сведения и следуемые нам деньги, но до сих пор ни того, ни другого нет. Искренне Вас уважающий Б. Юргенсон Б. В. Асафьев — В. В. Держановскому Петербург 10 [23] апреля 1914 [...] Еду я 1 мая в Париж на Дягилевские спектакли ("Соловей" и прочее). Конечно, дам отчет в "Музыку". [...] С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому Монте-Карло [11] 24 апреля 1914 Буду в отеле "Crillon" в воскресенье утром. Монтё прислал мне билеты. Жажду видеть тебя. Сергей А. И. Зилоти — И. Ф. Стравинскому Петербург 11/24 апреля 1914 Дорогой Игорь Федорович! В виду того, что "Соловей" длится 45—50 минут, Теляковский говорит, что о 10 тысячах руб. не может быть и речи; можно говорить только о 4 тысячах. Теляковский и Коутс будут в Париже, собирались посмотреть "Соловья" и, если нужно, после получить от Вас партитуру. Коутсу я показывал и ему страшно нравится и он непременно хочет ее давать! С мнениями Коутса Теляковский всегда считается. Поэтому, если Вы измените свой "взгляд на гонорар", то дело должно выгореть. Сердечный привет Вам. А. Зилоти Б. В. Асафьев — В. В. Держановскому Петербург 14 [27] апреля 1914 [...] боюсь опоздать на "Соловья" (кажется, идет 8-го мая), тем более что и репетиции онаго меня интересуют. [...] Л. Б. Бернштейн — И. Ф. Стравинскому [Париж] [16] 29 апреля 1914 Многоуважаемый Игорь Федорович! Делом, конечно, занялся тот час же. Завтра увижу г-жу Фуллер. Она вряд ли согласится на полный авторский гонорар, так как ее хореография и либретто. Согласились ли Вы предоставить ей 30 %? Должен сказать, что она и не думала иначе, как уплатить часть авторских Вам. Первое представление назначено на 5 мая. Посылаю Вам при этом бюллетень, который прошу Вас подписать для того, чтобы я мог внести те условия, на которые сойдусь с г-жой Фуллер. Не больше, во всяком случае, 30 %. Если же ей ничего не уступить, то придется просто запретить постановку. Преданный Л. Бернштейн В. В. Держановский — И. Ф. Стравинскому Москва 2 [15] мая 1914 Многоуважаемый Игорь Федорович, вот только теперь собрался написать Вам, хотя и надо было ответить мне тотчас по получении того Вашего письма — помните? Когда Вы так "разнесли" (и вполне справедливо) меня и "Музыку"... А не мог тогда ответить, потому что находился в настоящей прострации: сильно заболела жена (и концерт перенесли, если помните), были всякие мелкие и крупные неприятности, вообще жилось не хорошо. Да и может ли хорошо житься редактору "Музыки"?!... Теперь дело уже прошлое, и я не буду говорить, как Ваше письмо больно ударило меня. Не потому, чтобы оно было несправедливо (ибо оно было справедливо) и не потому, что оно было справедливо, ибо я не страдаю ложным самолюбием, а потому только, что оно пришлось на очень тяжелое время. Но опять-таки не буду распространяться обо всем этом. Скажу только, что хотя Вы суровы и не приняли ( пожалуй, и не могли принять по незнанию) в соображение совершенно исключительных условий, при которых идет (прихрамывая!) наше дело, но все же Ваше письмо произвело на меня большое впечатление и привело к положительным результатам. Я высказал Сабанееву, что в известном смысле и при известных условиях он должен подчиниться "направлению" журнала и что все им сочиняемое не может быть возложено только на его личную ответственность. В конце концов порешили, что он будет писать только по теоретическим вопросам и о Скрябине. Это событие — прямой результат Вашего письма и я должен теперь поблагодарить за него Вас. А подействовало оно на меня так именно потому, что я чувствовал и твердо был убежден, что Вы действительно, как писали, "камня за спиной" не несли и скорее вообще настроены к "Музыке" дружественно. Покончив с этим вопросом, перейду к другим делам. Я не писал Вам о художественных результатах "Вечера современной музыки", а по рецензии, конечно, мало что можно было понять. Самое правильное было бы, если б описание концерта дал Мясковский, но ведь он сам исполнялся. Японские частушки были исполнены очень хорошо, но не идеально, ибо не было возможности сделать еще одну репетицию с певицей (и так оркестрик обошелся нам свыше сотни). Но, повторяю, для первого раза исполнение было очень и очень хорошим. Расхваливая мою жену, какой-то рецензент (кажется, Риземан) упрекнул инструментальное сопровождение. Но это совершенно несправедливо. Я-то уж партитуру знал и хорошо слышал, что все (за исключением одного смазанного флажолета у виолончели) звучало и тонким и поэтичным. Музыканты (из чешского оркестра покойного Свободного театра) тоже были самые лучшие и все разговоры не более, чем обычное рецензентское брюзжание, когда дают музыку столь новую, что разобраться по первому разу не так-то легко. Я бы еще посмотрел, если бы исполнение попало в другие руки, как бы исполнители разобрались с флажолетами в натуральном акустическом звукоряде! Музыканты-то сразу заявили, что, мол, это (помнится, упорствовал альтист) "сыграть нельзя". Однако у Сараджева всегда все можно и должно сыграть. На публику "японские" произвели, по-видимому, очень сильное впечатление. По крайней мере, несколько ошеломев от первой песни, слушатели потребовали повторения и второго и третьего стихотворения. Конечно, публика у нас бывает несколько выше среднего уровня, но и для нее я считаю эти результаты весьма хорошими. К "Весне" у Кусевицкого отнеслись несколько холоднее, но далеко не так, как это описывалось в газетах. Правда, там не мало напортила нестерпимая стукотня в ударных, на которую так падок Кусевицкий. Что касается "Незабудочки" и "Голубя", то они как будто менее понравились, но я это объясняю исключительно тем, что они стояли в программе раньше, а ведь до нашего концерта московской публике вокального Стравинского (за исключением Двух романсов на слова Городецкого и "Фавна" — но ведь это гораздо легче) и слушать не приходилось ... Впрочем, "Голубя" просили повторить, но он страшно труден по тесситуре, а впереди еще были очень низкие, почти контральтовые романсы Мясковского и жена боялась излишне настраивать свой аппарат на высокий регистр. Резюмируя все, я должен сказать, что настоящими исполнениями, как и всем концертом, можно быть вполне довольным. Конечно, критика была недовольна или не вполне довольна. Но... критика, за редким исключением, всегда туго разбирается как в самобытном творчестве, так и в верном подходе к нему. К слову, знаете ли Вы что-нибудь из Прокофьева, столь ошельмованного Сабанеевым, и как он на Ваш вкус? В будущем сезоне мы дадим уже 3—4 концерта и без Ваших произведений, разумеется, не обойдемся. Но как Вы относитесь к нам? Моя жена уже поет дома Ваши чудесные детские песенки, но ведь на них запретительная надпись автора. Относится ли она к Копосовой? Это надо знать, как хотелось бы знать и то, дадите ли Вы нам для следующего сезона еще что-нибудь. Может, есть в рукописи? По совести сказать, у всех "современников" осталось такое впечатление, точно для Вас наши исполнительские попытки остались вполне безразличными, хотя тут могло сыграть роль и мое молчание... Теперь, Игорь Федорович, просьба, если Вы вообще склонны выслушивать мои просьбы. На первом представлении "Соловья" будет один петербургский музыкант Асафьев, которого я просил написать для "Музыки" подробный и обстоятельный отчет, даже разбор оперы. Не найдете ли возможным оказать ему содействие к посещению всех репетиций и к получению хотя бы на короткое время клавира и партитуры оперы. Так как последняя все время нужна Куперу (а может быть, у Вас есть другой экземпляр?), то я пишу и ему. За все это я был бы Вам чрезвычайно благодарен. Теперь мне остается пожелать Вам от всего сердца полнейшего успеха с "Соловьем" и надеяться, что ноябрьские события не поставят между нами черты отчужденности. Всего доброго. Черкните, пока Вы очень заняты, хотя бы открыточку, чтобы я знал, как Вы сейчас относитесь ко мне и к "Музыке" [знаете ли Вы, что с осени в Петербурге будет выходить новый журнал "Музыкальный современник" А. Н. Римского-Корсакова, который между прочим ставит своей задачей борьбу с "крайними течениями" (но какими?! вот вопрос!)]. До свидания. Всегда Ваш Вл. Держановский. Г. Ф. Стравинский — В. Н.Римскому-Корсакову [Устилуг] [до 6 (19) мая 1914] [...] Игорь в Париже (постановка "Соловья"). [...] Сейчас еду в Швейцарию, затем на первое представление — в Париж, затем в Италию позаняться пением, к концу июня в Петербург, 4 июля должно быть буду петь в Сокольниках (Москва) в концерте [из] сочинений Игоря; июль — 20 августа — Устилуг. [...] Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому Берлин 6/19 мая 1914 Глубокоуважаемый Игорь Федорович! Поместить Ваш автограф "посвящение Митусову" нам уже не удалось, так как прислали Вы его поздновато. Клавир "Соловья" отдан в понедельник в печать и задерживать печать нам нельзя было ни единым часом, ибо и без того Рёдер едва справится с подготовкой экземпляров к исполнению. Только в субботу часть экземпляров будет готова и я собираюсь в субботу вечером на исполнение "Соловья" в Париж, должен буду взять все экземпляры с собой, так как почтой их послать уже не успели бы. Спешка в последнюю неделю шла неимоверная, всё экспрессом, всё телеграммами и т. д.... Мы только в субботу получили корректуру от Кальвокоресси. В понедельник я еще сам просидел 8 часов над последней корректурой, чтобы не терять времени на пересылку корректуры. Нашел, к сожалению, еще несколько десятков ошибок — в русском тексте главным образом. Сравнивая русский текст клавира с присланным Вами отдельно русским текстом, я установил большую разницу: некоторых фраз совершенно нет в клавире, некоторые переставлены, изменены и т.д. Корректура французского либретто получена нами от Кальвокоресси лишь в понедельник и в тот же день отдана в печать. В субботу либретто должно быть в Париже у [нрзб.]. Оркестровый материал мы и на сей раз весь доставили Вам вовремя. Без ошибок, конечно, не обойдется, но, принимая во внимание, большое количество корректур, пояснений, поправок и вечную политику "спешно", это будет понято только нами. Рёдеры поручили "Соловья" своим лучшим мастерам и рабочим и снова сделали все возможное, что было в их силах. Вашего желания необрезания краев тетради клавира я, к сожалению, исполнить не могу по двум причинам: во-первых, техника печати нот требует обрезания краев внизу и сбоку, так как при обыкновенном (не многочисленном) количестве экземпляров на одном листе печатают всего четыре страницы с каждой стороны. При складывании получается неразрезанным только верхний край. Значит, по сравнению с книгой неразрезанной, такая тетрадь нот будет на три четверти всегда уже разрезанной сама по себе по требованию техники печати. Во-вторых, оставлять неразрезанным верх тетради, — значит только частично приблизиться к виду книги неразрезанной, — я все же не могу потому, что это изменит характер наших изданий, явится нежелательным затруднением для покупающей ноты публики и нототорговцев ... Дело в том, что подобные попытки делались уже некоторыми издателями (например, Peters выпускал одно время некоторые свои издания так), которые, однако, не привились в нотном деле. Делали это еще при печати громадного количества экземпляров с чисто экономической точки зрения, при дешевых журналообразных изданиях, но теперь и в таких случаях стараются избегать не обрезать ноты. Конечно, все это дело взглядов и вкусов, но и требование практики. При свидании поговорим еще об этом. Кстати, по отношению изданий клавиров "Весны" и "Петрушки" я кроме самых лестных мнений с Вашей стороны ничего не слышал, а в издании "Соловья", я думаю, мы сделали еще маленький [нрзб.] в смысле распределения шрифтов и т.д., и надеюсь угодить Вам. Немного боюсь я только каких-либо сюрпризов при печати из-за ужасной спешки, хотя Рёдеры сегодня еще телеграфировали, что в субботу к вечеру все будет готово и хорошо исполнено. Сегодня мы получили Вашу телеграмму с просьбой выслать манускрипт партитуры 2-го и 3-го действий. Это уже сделано экспрессом. Тантьема Ваша составила 385,16 марок с издательства. Из присланных нам Монтё 400 франков за исполнение (4 раза по уступленной ему плате в 100 франков) Вам следует получить 200 франков. От Кусевицких денег мы не получили еще, так как они подводят счета после окончания сезона, а сейчас они на волжской поездке и бюро заканчивает сезон в конце мая, но выслать 100 рублей за их счет я могу теперь. С исключительно небольшой суммы, числящейся за Вами, Вам имеется получить около 750 франков, которые я привезу Вам с собой. Будьте любезны уведомить меня еще, когда генеральная репетиция и попросить для меня билеты на нее и премьеру. Кусевицкий, к сожалению, приехать не может. Я буду в Париже в воскресенье в 4 часа дня. Выеду из Берлина в субботу около 10 часов вечера. Будьте еще добры сказать у себя дома, где и когда я могу Вас увидеть в воскресенье вечером. По приезде в Париж я телеграфирую по Вашему адресу. Да, но какой у Вас телефон? Где я остановлюсь — еще не знаю. В какой-нибудь гостинице около оперы. Сердечно радуюсь Вас увидеть. Не дождусь услышать "Соловья". Жене тоже очень хотелось поехать на премьеру в Париж, но, к сожалению, не удастся. Будьте здоровы. До скорого свидания. Искренне Ваш Н. Струве М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 7/20 мая 1914 [...] Вчера у меня был адский день. Утром искали по всему городу Стравинского, а он оказался рядом со мной. [...] Игорь очень мил: вчера сидел у меня весь вечер до театра и сегодня с утра пришел кофе пить. Екатерина Гавриловна очень поправляется и даже приедет на один день послушать "Соловья". Сия птица идет во вторник и уже начали (!) делать декорации. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 9 [22] мая 1914 Петрушка со сценой очень хорош, а без сцены (я слышал на репетиции) две средние сцены томительно скучны. [...] Сегодня будет первое совещание с Фокиным. Отношения между ним и другими членами дирекции довольно натянутые. Игорь и Бенуа ругают его вовсю ... Сегодня первая оркестровая репетиция (одни струнные) "Соловья" — вчера я слышал под рояль — ничего не пойму в этой чепухе Певцы в изрядном отчаянии, но стараются вовсю. Постановка кажется будет восхитительная. [...] Н. Г. Струве — А. В. Оссовскому Берлин 9/22 мая 1914 [...] С громадным интересом жду исполнения "Соловья". Чувствуется только, что впечатление от этого произведения в целом должно получиться интереснейшее, своеобразнейшее и действительно сказочное. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 10/23 мая 1914 [... ] Утром был на репетиции "Соловья" (струнный оркестр) [...]. Потом был я [в] половине двенадцатого на репетиции "Соловья" под рояль. Приходится там помочь, так как сие произведение еще не идет ни в малейшей степени, а во вторник премьера. [...] Вчера после репетиции сидели в кафе с Игорем, Бенуа и Набоковым; потом проводили Бенуа и вдвоем с Игорем шатались по бульварам до половины третьего ночи — все время ожесточенно спорили о музыкальных делах. Игорь производит впечатление вполне убежденного человека и это в значительной степени обезоруживает. Вообще он очень мил; если будет свободных дней пять между Парижем и Лондоном, я думаю съездить к нему в гости в Швейцарию. Б. В. Асафьев — В. В. Держановскому Париж 11/24 мая 1914 [...] Статью о "Соловье" вряд ли удастся написать теперь. Сегодня иду на "Золотого петушка" и "Петрушку". Если во вторник "Соловей" пойдет, то посмотрю, если отложат, то уеду. Больше ждать не могу — издержался. Со Стравинским я не знакомился. Клавир видел. В общем положение дел в дягилевской труппе идет настолько вразрез с моими взглядами на работу, на дело, даже на отношение к искусству, что я не могу, не в силах сейчас трезво и спокойно обсуждать. Это вертеп какой-то. Цели не вижу. Отношение к артистам — мерзость, кроме, конечно, главных персонажей. Верите ли, возможно такое явление: сегодня идет "Петушок" и сегодня же "генеральная" (под рояль) репетиция. До сих пор не было настоящей "чистой" репетиции с оркестром и в костюмах. Отношение лично ко мне со стороны моих всяких "знакомых" настолько хорошее, что мне пришлось сегодня с большим трудом достать билеты на "Петушка" за свои деньги: право, стыдно клянчить. [...] Если бы Вы видели, сколько важности и фону у Фокина, Дягилева и прочих. [...] Сообщите, обязательна ли статья о "Соловье" сейчас или можно подождать? Опера мне нравится. Буду стараться попасть на премьеру. На генеральную репетицию вряд ли пустят. Не хотелось бы писать с налету, к тому же, может быть, потом как-нибудь Вам удастся добыть корректуру партитуры? Или трудно? Право, здесь вблизи я вижу ясно, что лучше мне не обнаруживаться, а то и совсем не попадешь хотя бы на "рояльную" репетицию. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 12/25 мая 1914 [...] Игорь два раза в день получает письма от жены. Сегодня Ро-синьол, поставленный в пять дней. Игорь расстроен до последней степени и мне приходится утешать его. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 13/26 мая 1914 [...] Днем была первая репетиция "Соловья" со сценой, а сегодня вечером премьера — кажется, нравятся такие американские постановки. Бенуа превзошел себя — декорации и костюмы прямо сверхъестественны — он совершенно убивает игоревскую quasi-музыку, так что наверное будет большой успех. С. М. Волконский — И. Ф. Стравинскому Париж [14] 27 мая 1914 Глубокоуважаемый Игорь Федорович, хозяин инструмента очень ревнив и боится воспроизведений в России ранее заключения условия. Хотя я объяснил ему, что Вы русский, но живете и работаете заграницей, он не соглашается. Но когда условие с Россией будет заключено, то он хочет Вам доставить инструмент безвозмездно. В силу этого я еще сильнее позволяю себе настаивать на исполнении Вашего любезного обещания дать мне письмо с Вашим мнением об "Орфеале", так как это сильно поможет склонить русских фабрикантов и русских складчиков музыкальных инструментов. Пользуюсь случаем еще раз поблагодарить Вас за любезное внимание; рад, что был на Вашем цикле. Побывайте, побывайте в Хеллерау. С искренним уважением С. Волконский Н. В. Поленова — В. Д. Поленову Париж [14] 27 мая 1914 [...] Из андерсеновского "Соловья" Бенуа сделал такой яркий праздник красок, какого я не видывала. Основной тон был густо-синий и в виде роскошной китайской вышивки; вырисовывались на нем изумрудные, малиновые и оранжевые костюмы. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж [15] 28 мая 1914 [...] Игорь после "Соловья" исчез и не показывается. Сейчас иду на "Соловья" и "Петушка"; придется быть за кулисами, так как я забыл попросить место. М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 16/29 мая 1914 [...] Ты не можешь себе представить до чего великолепна постановка "Соловья". Один из здешних критиков справедливо написал, что такие декорации и костюмы могут спасти какую угодно музыку. Я ничего более красивого не видел на сцене. Насчет музыки я думаю, что либо это чепуха, либо "Мидас" ерунда и бездарность. Кажется, здесь будет признано второе. М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж [17] 30 мая 1914 [...] Игорь и Бенуа не появляются. Вчера Игорь заходил ко мне и поразил меня своей важностью. Скотина он изрядная, вряд ли я к нему поеду. [...] Н. Н. Римская-Корсакова — М. О. Штейнбергу Петербург 18/31 мая 1914 [...] Воображаю, как Вы волнуетесь и устаете из-за постановки "Мидаса". От всей души желаю, чтобы Вас удовлетворила и постановка, и музыкальная часть. От публики, одинаково аплодирующей как чепухе Стравинского, так и пошлостям Штрауса, правильной оценки не жду, но дягилевские карманы всегда устроят успех. Разве его спектакли проходили когда-нибудь без шумной рекламы? [...] Б. В. Асафьев — Н. Я. Мясковскому Рим [19 мая] 1 июня 1914 [...] О "Соловье" и "Петушке" сейчас писать не буду, ибо очень зол, особенно за "Петушка". Это наглость, а не постановка. [...] И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Сальван [28 мая] 10 июня 1914 Когда и котором часу едешь в Лондон. Телеграфируй. Стравинский Н. Н. Римская-Корсакова — Н. Н. Штейнберг Петербург 31 мая [13 июня] 1914 Милая Надюша, сегодня я получила твою открытку, а третьего дня вечером пришло письмо от Макса из Амстердама. Я рада, что "Мидас" прошел с успехом и главное, что Макс сам им доволен. А критике французской, конечно, не следует придавать никакого значения. Кто захлебывается от восторга, слушая музыку Стравинского, тому не может нравится настоящая музыка. А в сущности и это захлебывание — вздор, потому что на дягилевских представлениях музыка вообще на последнем плане, почти что как необходимое зло, так как нельзя же танцевать без музыки, а вся суть в зрительных впечатлениях, в том, чтоб поразить небывалыми красками и всякими эксцентричностями. Ужасное зло этот Дягилев. Возмутительно, что он отделался так легко от запрещения "Петушка", внес какие-то 3000 франков залогу, то есть попросту дал взятку, по-моему, и продолжал давать "Петушка". Разве кому-нибудь нужен этот залог, нужно именно не давать оперу в уродливом виде. [...] С. П. Дягилев — Е. Г. Стравинской Лондон [31 мая] 13 июня 1914 Где Игорь? Думаю, что его немедленное присутствие в Лондоне было бы крайне желательным. Дягилев А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому Париж [2] 15 июня 1914 Все еще не решился поехать в Лондон. Очень устал. Однако рассчитываю поехать в среду утром. Обнимаю. Бенуа Е. Г. Стравинская — И. Ф. Стравинскому Сальван [3] 16 июня 1914 Любимый мой, я получила утром твою телеграмму, которую ждала, как, кажется, никогда. Сама не знаю почему, начала беспокоиться. [...] От Бенуа только вчера получила ответ телеграммой. Как вовремя! Он телеграфирует, что еще не решил, попадет ли он в Лондон, так как устал, но, верно, все же во вторник поедет. Значит, сегодня же будет в Лондоне. Надеюсь, что он попадет [в Лондон], а то тебе было бы очень неприятно не повидаться с ним. [...] От тети Сони два дня нет писем. Маме немного нездоровится и не знает, поедет ли сегодня, как хотела, в Милан, может быть, завтра. Обнимаю тебя, мое счастье чудное, за себя и деток. Катя Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому Берлин 3/16 июня 1914 Глубокоуважаемый Игорь Федорович! Что же за француз Кальвокоресси, коли он допустил такую ошибку на заглавном листе, вместо "Le Rossignol" — "Rossignol". Никаких изменений ни в клавире, ни во французском либретто (заглавный лист и обложка) им не было сделано. Мы здесь слишком плохие французы, чтобы заметить, что это не то же самое: "Rossignol" или "Le Rossignol". Вы тоже не сделали исправлений, когда имели на просмотре обложку и заглавный лист... И вдруг через месяц... Теперь, конечно, сделать ничего нельзя: 1000 экземпляров теперь напечатано и большинство их находится уже в Париже и на других складах. Все первое издание клавиров тоже разослано. Возможно, что еще летом же нам придется приступить к печати 2-го издания, хотя 1-е еще далеко не продано, но все наши представители потребовали на комиссию больше экземпляров, чем мы ожидали, и если Лондон будет продавать лучше, чем Париж (я ожидаю от англичан более осязательного — серьезного интереса к новому произведению, а не одни слова и комплименты французов), то мы можем остаться с 20 экземплярами (и того меньше) на складе. Если Вами найдены еще ошибки, прошу Вас возможно скорее сообщить их нам. Затем вот еще что: Вами закончена теперь корректура "Петрушки" и мы должны исправить ошибки (их очень много!), напечатать 2-е, исправленное издание. Для этого необходимо, чтобы сделанная корректура была бы просмотрена еще Вами. Будьте добры сообщить, когда и куда можно выслать Вам партитуру для корректуры. Запросы на партитуру будут летом и к осени особенно поступать наверное, а, значит, надо приготовиться заранее. Надо же, наконец, иметь партитуру "Петрушки" в исправленном, хорошем виде. Ведь нужно же надеяться, что решатся и другие театры исполнять это сочинение. Пора бы! Относительно альбомов "Петрушки", "Весны" и "Соловья": если пункты, о которых я Вам говорил, будут соблюдены [и] из каждого сочинения взято около 20 отдельных моментов (частично без окончания) в виде Вашего автографа, ограничено количество экземпляров, назначена цена более высокая, чем цена клавиров, обозначена фирма оригинальных издателей и их разрешение передано представительству для России нашим магазинам и уплачен гонорар, я думаю, дело можно считать выясненным, так как я заранее уверен, что все наши издательства будут согласны с таким изданием при такой постановке дела. В Лондон я выбраться не мог, сейчас у меня все еще много дела, да и устал я сильно... Очень интересует меня, как будет принят "Соловей" в Лондоне. Сообщите, пожалуйста. За французскую критику благодарю Вас. При случае я Вам верну ее. Посылаю Вам единственную статью о "Соловье", которая была напечатана здесь пока. Прошу Вас вернуть ее нам. На сегодня шлю Вам сердечный привет и крепко жму Вашу руку. Будьте здоровы. Ваш Н. Струве А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой Лондон 4/17 июня 1914 Дорогая мамочка, не дали написать тебе вчера, так как днем был на репетиции "Жар-птицы", а вечером в театре на представлении "Жар-птицы" же. [...] Идея дягилевской постановки "Петушка" дана А. Бенуа. Они, кажется, считают всю эту идею как открытие, и Стравинский что-то уже пишет в этих формах. [...] Третьего приехал сюда Стравинский. Мы встретились с ним как приятели (натужно). Но, конечно, внутренние разногласия не замедлили обнаружиться. Вчера я долго беседовал с ним и наговорил ему много вещей, которых ему давно не приходилось слышать. Но я убедился, что этим его прошибить мудрёно. [...] Между прочим, он по-прежнему на словах преклоняется перед памятью Римского-Корсакова и не желает (на словах, по крайней мере) понять, как может вязаться это преклонение с его же действием ("Хованщина"). Вообще, вела [себя] эта окружающая Дягилева компания довольно мерзко. Они изолгались, ничьему слову нельзя верить — сволочь первосортная. [...] М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Лондон [4] 17 июня 1914 Дорогая моя девочка, у меня опять неприятность. Порядок спектакля такой: "Соловей", "Мидас", "Шехеразада". Но Игорь вдруг заявил, что ему неприятно, чтобы "Соловей" шел первым (хотя в Париже оба раза так было и никаких неудобств не повлекло) [...]. Поведение Игоря самое возмутительное — говорит кисло-сладкие слова и делает свинство на каждом шагу — я тебе еще расскажу про его действия в Париже. Он мне стал противен в высшей степени. [...] Сегодня генеральная репетиция "Соловья". Не знаю, пойду ли, очень противно видеть всю эту архифальшивую публику. Е. Г. Стравинская — И. Ф. Стравинскому Сальван [(5) 18 июня 1914] Дунюрик, мой любимый, я получила твое письмо. Так рада была. Жажду дальнейших известий. Как меня интересует ваш разговор с Андреем! А Надежда Николаевна? Ты ничего не пишешь, очевидно, она не приехала. Но как же "Золотой петушок" все-таки идет? Очевидно, они ничего не могли сделать в Англии с запретом? Как относится Дягилев к тому, что ты хочешь получить за "Соловья" в Лондоне? Сегодня ночью была сильная гроза и душно было, а потому как-то тревожно спалось и думалось. Вчера днем пускала детей голышом и им так обожгло спинки, что надо мазать и пудрить теперь несколько дней. Я их снимала на камнях голенькими. Твои снимки вышли удачно. [...] Катя Л. И. Стравинская — И. Ф. Стравинскому Сальван [(5) 18 июня 1914] Дорогой Папочка, я тебя люблю, тебя помню и пишу тебе. Пожалуйста, привези мне краски, мой дорогой Папочка, потому что мои кончились. Мама говорит, что можно простые краски в деревянной коробке, но чтобы были очень хорошего цвета. Мы были на камнях голенькие, раздевшись, и только в панталончиках без туфель, без носок. Целую Мика Е. Г. Стравинская — И. Ф. Стравинскому Сальван [(6) 19 июня 1914] Знаешь, мой чудный Дуник, что я бы вчера забыла о твоем дне рождения, так как дней не помню по русскому календарю, и только получив поздравительную телеграмму от мамы, вспомнила, и так мне стало неприятно, что я забыла. Скорее послала тебе телеграмму и очень хочу, чтобы ты исполнил мою просьбу и купил бы себе что-нибудь очень хорошее, что тебе хочется иметь, что, может быть, ты бы так не купил. Я вспомнила прошлый год в Нёйи, как я купила тебе часы. Это приятное воспоминание, хоть ты и был болен, но утром тебе было гораздо лучше. Золото мое, ты мне радость доставляешь своими письмами, надеюсь, что сегодня получу телеграмму, как прошел "Соловей". Что сказал Андрей про "Соловья" — вот что меня страшно интересует. Пиши обо всем, что можешь. Мама приедет завтра. Телеграфировала, что если всё у нас хорошо, то приедет лишь в субботу, то есть день лишний останется с Гурием. Сонюша писала, что Милочка выслала "[Жар-]птицу", дня через 2—3 получим. Я рисую, но пока не так, как хотела бы, но очень тянет все время рисовать и, значит, в конце концов будет лучше. Обнимаю нежно, как люблю тебя, мой Гимурчик, самый ласковый. Катя Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург [6(19) июня 1914] [...] Прислал Вам Асафьев о "Соловье", "Петушке"? Он сидит в Кларане. Вот было бы пикантно навести на Стравинского критику из его же берлоги. [...] Н. Н. Римская-Корсакова — Н. Н. Штейнберг Петербург 7 [20] июня 1914 [...] Сегодня я получила письмо из Лондона от Андрея с припиской Ю.Л. и Макса. Ты, вероятно, знаешь от него, что "Петушок" шел в Лондоне (к несчастью). Андреино впечатление то же, что и всех здравомыслящих людей. Он заботится теперь о помещении протеста в лондонской газете. Для этого надо найти переводчика, что не так-то легко в незнакомом городе. Мысль о такой инсценировке подал, как оказывается, А. Бенуа, и все окружающие Дягилева (прихвостники его) видят в этом открытие, и Стравинский собирается уже писать что-то в такой форме. На здоровье. Пиши. А чужие произведения не смей трогать. [...] Н. Г. Струве — А. В. Оссовскому Берлин 7/20 июня 1914 [...] О первом исполнении "Соловья" писать было бы много, но я сейчас завален сплошной корреспонденцией [...], а потому, прости, если сообщу тебе лишь кратко о своих впечатлениях. Того сильного впечатления, как от "Весны" в прошлом году (ты удивляешься!), я не получил. В "Соловье" нет той цельности. Между каждым из действий какая-то разница в стиле. Правда, по первому исполнению (это была первая цельная репетиция) трудно судить окончательно. 2-е действие я нахожу замечательным по экспрессии и в своих рамках необыкновенно цельным. В чисто музыкальном отношении я, конечно, и в "Соловье" многое не понимаю, считаю многое экспериментальным, но все же интересным. Музыкальная картинность (если можно так выразиться) происходящего на сцене, музыкальная психология действующих лиц (точно нарочно для сказки), не выходящая из пределов иллюстрации, всегда тонко и метко схвачена. Вчера "Соловей" исполнялся в Лондоне. Поехать мне, к сожалению, не пришлось. От Римских-Корсаковых, которые теперь там, ты наверное узнаешь все подробно. Их мнение, заранее можно сказать, будет во всех отношениях — отрицательное. [...] Е. Г. Стравинская — И. Ф. Стравинскому Кларан [(8)2! июня 1914] Вчера получила одновременно твое письмо и телеграмму, мое счастье родное — как все-таки Дягилев верен себе, все-таки опять помешал поставить "Соловья" так, как ты бы хотел. Ведь, правда же, вся надежда была, что в Лондоне все будет хорошо. Ну что же сказал Андрей? Это меня ужасно интересует и я думаю в сегодняшнем твоем письме я узнаю об этом. Золото мое, ты мне каждый день пишешь и я так счастлива этому. Ты сам же знаешь как! Вчера получила письмо от Милочки, которая пишет, что Гриша советует в июне приехать в Киев, а то потом он не может сам быть с тобой в Киеве. [...] "Жар-птица" получена уже . Сегодня должна приехать мама, но не знаю каким поездом. [...] Обнимаю тебя, как люблю Катя А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой Лондон 8/21 июня 1914 [...] "Соловей" Стравинского прошел с успехом весьма средним, были даже протесты. Постановка "Соловья" — превосходная. Бенуа постарался. Но срепетирована опера плохо, как и вообще все у Дягилева. "Мидас" шел после "Соловья", и это ему, несомненно, повредило. Впрочем, аплодисменты были и Макс выходил дважды. [...] Б. В. Асафьев — В. В. Держановскому Кларан [11] 24 июня 1914 [...] Не знаете, вышел ли в свет "Соловей"?! Он мне весьма-весьма нравится, как-то пока не умею и не могу отдать себе отчет: почему и отчего нравится? В звучности же многое меня разочаровало. Или плохо играли, или, мне кажется, сам Стравинский не то требует, что нужно. По клавиру, например, начало 2-й картины представлялось мне идеально воздушным, а автор требовал грубой звучности хора и оркестра, да и инструментован с расчетом на вопль. Марш же, наоборот, лишен всякой силы и блеска. Впрочем, трудно решить: окончательно срепетирована опера не была, и так и пошла в первое представление. Успех объясняется участием Бенуа (замечательно задуманные мизансцены и костюмы — но тоже не целиком выполненные) и уважением, каким пользуется в Париже Стравинский. Зрелище, если оно захватывает, решает в Париже все, а дошла ли сама музыка до ушей — сомневаюсь. [...] С. С. Прокофьев — Н. Я. Мясковскому Лондон 12/25 июня 1914 [...] Новость будущего дягилевского сезона: два балета: "Свадьба" Стравинского и мой балет. [...] "Мидас" (один акт). Инструментовка интересная, музыка честная, сюжет солидный. Карсавина в роли нимфы очаровательна. Если "Мидас" сгорит или потеряется, или просто перестанет даваться, то никто этого не заметит. Он создан, чтобы оценить "Жар-птицу" и "Петрушку". Как ослепительны их краски в оркестре, какая изобретательность во всех заковырках и гримасах, как искренна эта изобретательность и как живо все это выходит! Я ни на минуту не поддался обаянию самой музыки. Какая там музыка! — одна труха. Но это так интересно, что я непременно пойду опять. Не удался Стравинскому конец "Жар-птицы": грубо, не торжественно и даже не очень звучит. Пляс поганых поставлен забавно: пока одни носятся, другие сидят на корточках и выделывают какие-то неприличные движения. [...] А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой Лондон 14/27 июня 1914 [...] Вчера были на "Майской ночи". Идет неважно, недоучено, декорации отвратительные, купюры также. [...] И все для того, чтобы дать "Майскую ночь" в одном вечере с "Петрушкой"! Удивительные подлецы! А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому [Сен-Жан-де-Люз] [(18 июня)! июля 1914] Дорогой Игорь! Поселились мы в самом Сен-Жан-де-Люз, месте совершенно не загаженном отелями и автомобилями. Но прельстил нас отель, буржуазный и тихий (кормятся по-старинному), в который мы случайно попали. А затем можно наладиться больше не замечать все эти ужасы современной пошлятины и лишь любоваться тем, что и здесь есть истинно прекрасного. Вчера вот любовались известным праздником, главной приманкой которого был картонный бык, метавшийся по площади и изрыгавший поток фейерверка. Очень замечательно! Равеля еще не видел vc пойду его отыскивать лишь спустя недели две. Обнимаю. Наш привет Екатерине Гавриловне. Любящий тебя Твой Шура Н. Я. Мясковский — Б. В. Асафьеву Петербург 19 июня [2 июля ] 1914 [...] Все я жду Вашей отповеди парижским сенсациям, да что-то не вижу. [...] Неужели же Вас не привлекает такое дивное стечение обстоятельств, как описать Стравинку у него же из-под бока; я бы на Вашем месте нарочно пометил свою заметку Клараном, но во всяком случае ее написал — Держановский, наверное, рыдает от нетерпения. [...] Е. Г. Стравинская — А. Н. Бенуа [Сальван] [(21 июня) 4 июля 1914] |
Распечатать страницу
| Тонька |
| Яд орхидеи |
| Текста |
| Cmex |
| mp3 |
| МАЮ.РФ |
P.S.: Возможно, некоторые статьи полностью или частично были взяты с "Агарты". Автора Слынько Н.М.
Большая часть сайта - это материалы, скопированные из простора всемирной паутины, либо перепечатанные из журналов 80-х и 90-х годов. Дата регистрации и создания сайта: 2001-06-25 15:45:10
После 2003 года статьи практически не добавлялись, так как Википедия стала очень популярной. И смысл собирать информацию о музыкальных группах отпал. Ведь в Википедии есть практически всё.