Письма 1914—1916
Материалы приводятся с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации.
1914
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Париж
[24 декабря 1913] 6 января 1914
Благодарю Мессаже за согласие дирижировать "Соловьем". Как здоровье твоей жены? Закончил ли ты клавир?
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
24 декабря 1913/6 января 1914
Глубокоуважаемый Игорь Федорович!
Со дня на день откладываю писать Вам, вернувшись из России, выжидаю из Москвы окончательных сведений о наших "сговорах" со Свободным театром, но так как сегодня получил сообщение оттуда, что условие наше все еще лежит у нотариуса неподписанным театром, хочу сегодня же уведомить Вас об общем положении этого дела.
Мои личные переговоры с Марджановым привели только к тому, что он сотню раз извинялся и первые дни говорил, что в виду кризиса в театре он не может ответить мне определенно, в каком положении наше дело, а затем стал уверять меня, что со всеми нашими условиями они согласны, что они обязательно исполнят "Соловья" в этом сезоне, что контракт будет подписан, что мы не должны беспокоиться...
Однако, на назначенные свидания для завершения дела Марджанов два раза не являлся, объясняя это то отсутствием их адвоката, то болезнью их нового директора ... Ясно было, что они хотели оттягивать...
Так я и должен был уехать из Москвы лишь с уверениями Марджанова, что условие обязательно будет подписано на этих же днях и затем приступлено к репетициям.
Но, как я уже сообщил Вам, пока всего этого не сделано.
Судя по дальнейшим нашим сведениям из московского магазина и газет, театр говорит о постановке "Соловья" весной, как о поконченном факте. Поэтому я думаю и надеюсь теперь, что скоро все наладится. Ведь им действительно пора бы и начать с репетициями, получить же нотный материал до подписания контракта они не могут.
Вот видите как обстоит это дело.
По поводу постановки "Соловья" Дягилевым, как я сообщал Вам уже, мы с ним все покончили. Копию нашего условия с ним он получил уже. К нашему большому неудовольствию, однако, он так и не внес в 1913 году следуемых нам с декабря 1912 года по июнь 1913 года за исполнение "Петрушки" и "Весны" 1400 рублей. Мы ему несколько раз напоминали об этом и просили, и он обещал мне сделать распоряжение об уплате этой суммы уже давно. Очень досадно, что Дягилев снова не сдержал своего обязательства.
Ведь из-за этого, к сожалению, пострадали и Ваши интересы в 1914 году. Конечно, в 1914 году это была бы небольшая сумма, на будущее же время при более крупной тантьеме неуплата в срок (со льготой в шесть месяцев) может быть, для Вас особенно чувствительной. Очень прошу Вас со своей стороны написать Дягилеву.
Относительно Вашей "нотолиневалки" я собрал теперь все необходимые сведения от компетентных в этом отношении лиц. Добиться "патента" имеется надежда, так как, судя по полученным данным, такой машины в обращении нет. Сделать ее обойдется, однако, не дешево, так как сделана она должна быть аккуратно, заготовлять же ее можно в количестве лишь трех — четырех штук, а не тысячами, тогда как продажную цену нужно будет назначить на такой предмет не выше 2.50—3. Перепродавцы требуют около 100 % скидки. На большой сбыт машинки рассчитывать нельзя, но для небольшого количества лиц эта "нотолиневалка" является желанным и полезным пособием.
Итак, предпринять это следует, но "дела" от этого ожидать нельзя. Сколько будет стоить патент, я сейчас сказать Вам не могу. К этой "нотолиневалке Стравинского" (как по-немецки и по-французски назвать?) необходимо будет прилагать: 1) запасную катушку с более крупной линевкой, 2) подушку с чернилами и 3) линейку, о которой Вы мне говорили уже. Все это должно помещаться в картонке. Прошу Вас уведомить, что Вы думаете по поводу всего этого.
С корректурами "Соловья" все кажется обстоит благополучно. Голоса 1-й части партитуры (страницы 3—22) переписываются. Сегодня экспрессом отправлена партитура и голоса японских песен Казелле. О том, как пройдет исполнение, будьте добры нас уведомить.
От Кальвокоресси мы неожиданно получили перевод Трех песенок. Ведь мы решили издавать только по-русски, и Кальвокоресси не давали никакого поручения. Поэтому я задержал печать "песен" до выяснения этого. Если издавать французский перевод, то необходимо поместить его в этом первом издании.
Жду Вашего ответа.
В новом 1914 году шлю Вам самые душевные пожелания всего-всего лучшего. С сердечными поклонами для Вас и супруге Вашей от жены и меня.
Искренне Ваш
Н. Струве
P. S. Только что получил еще письмо от московского магазина с сообщением, что Свободный театр после согласия на все наши условия, оттягивая и оттягивая подписание договора, заявляет теперь, что "они желают внести новый параграф, гласящий: в случае смерти Стравинского или по другим каким-либо причинам, опера не будет закончена и не поставлена. Материал для постановки оперы, договор сей считается нарушенным и выданные авансом деньги возвращаются".
Это более чем курьезно!
Во-первых, мы делали с театром условие на основании соглашения театра с Вами и ручаемся только за нотный материал. Брать с них что-нибудь, не дав того, что обязуемся, конечно, никто бы не стал. В таком случае само по себе ясно, что нам ничего не следует получать и что договор нарушается, а, во-вторых, — об окончании композиции оперы говорить им следовало бы с Вами, а никак не с нами. Что же они два месяца думали? Боюсь я, что все это лишь отсрочка с их стороны, ибо уж очень параграф-то не существен, в особенности раз не обозначены сроки.
Прошу Вас сейчас же уведомить меня, что Вы думаете по поводу этого и сообщите мне точные сроки:
1) когда Вы сдадите нам фортепианное переложение 3-го действия (особенно важно!);
2) когда инструментовку всего 2-го действия;
3) когда 3-е действие?
Затем мне желательно было бы знать, в каком положении Ваша переписка со Свободным театром? Какими сроками Вы связаны у них и получили ли с театра еще причитающуюся сумму. Жду Вашего письма срочно, чтобы дать [нрзб.].
Н. Струве
В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому
Москва
29 декабря 1913 [11 января 1914]
[...] Нездоровье угрожает более всего романсам Стравинского, в равной мере в Бальмонтовских штучках и "японской лирики", которая пойдет в инструментальном сопровождении (Соломошка будет размахивать своими чехами).
Дирекция концертов С. А. Кусевицкого — И. Ф. Стравинскому
Москва
30 декабря 1913 [12 января 1914]
Милостивый государь,
по поручению С. А. Кусевицкого имеем честь сообщить Вам, что ни в Москве, ни в Петербурге не имеется трубача, играющего на трубе-piccolo, — трубы такой тоже не имеется в этих городах.
Сергей Александрович думал приобрести ее, но ни один трубач не соглашается играть на этом инструменте, в виду чего Сергей Александрович просит Вас разрешить перетранспонировать эту партию для обыкновенной трубы.
"Весна священная" пойдет в Москве — 5 февраля, в Петербурге — 12 февраля; в концертах же в Москве — 18 декабря, в Петербурге — 11 декабря (старого стиля) вместо назначенной сначала "Весны священной" исполнялись фрагменты из балета "Петрушка", имевшие колоссальный успех.
Одновременно с сим письмом посылаем Вам программы двух концертов, в которых исполнялись фрагменты из балета "Петрушка".
В ожидании Вашего любезного ответа остаемся с истинным уважением.
За директора — Л. Рыбникова
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
31 декабря 1913/13 января 1914
Глубокоуважаемый Игорь Федорович, получив только что Ваше письмо, спешу ответить Вам.
"Петрушку" у Кусевицкого, к сожалению, не слыхал. Исполнение, сообщают лишь, было замечательно и успех снова большой.
"Весну" отложили, так как оркестр был слишком утомлен после концерта Бузони, репетиций с Дебюсси и его концертов. Сергей Александрович исполнит "Весну" в Седьмом концерте. Очень интересно, как отнесется публика наша!
Относительно Вашей "нотолиневалки" напишу Вам подробно по получении сведений о патенте (их стоимости и т. д.).
К сборам Свободного театра в Берлин, Лондон и т. д. отношусь очень скептически. Разве только у них будет какая-либо комбинация с Дягилевым, который, как я знаю, прекрасно отзывается о постановках Свободного театра. Однако, пусть они сперва расплатятся с Вами, подпишут условие с нами и исполнят "Соловья" в Москве. О дальнейшем думать рано.
Дягилеву относительно денег телеграфировал. По поводу высылки Вам последней тысячи рублей за "Соловья", я хотел бы запросить Вас сперва и просить Вашего согласия сделать при этом расчет по Вашему счету, как мы это делали и в прошлом году. Это важно для нас из-за отчета. Жду, значит, Вашего разрешения.
Детские песни будем теперь печатать исключительно с русским текстом. О переводах напишу как-нибудь в следующий раз, ибо имею некоторые соображения с цифрами статистик, о чем хочу более подробно поговорить с Вами.
О гравировке или переписке партитуры 2-го им 3-го действий "Соловья" поговорю еще с Рёдером.
Еще раз шлю Вам наилучшие пожелания в Новом Году — особенно и Вашей супруге в такой момент.
С сердечным поклоном от жены и меня.
Искренне Ваш Н. Струве
P. S. Очень спешу — потому мазал. Простите.
А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому
Москва
1/14 января 1914
Дорогой Игорь Федорович!
Пишу впопыхах, отъезжая из Москвы. Два часа ищу везде ваше письмо с монтировкой (списком персонажей) — не нахожу его. Сейчас приступил бы к постановке и вот задержка. Молю, пришлите немедленно второе и вместе с тем подробнейшее либретто. Умоляю не настаивать на красках — у меня почему-то сложились другие и я думаю будет хорошо. Зал во дворце — розовый с синим и черным. Но, Господи, что же главное — музыка?! Неужели я буду работать без этого главного вдохновляющего начала и без Вашего личного суфлирования?! Как же устроить свидание.
О, Господи!!!
Пишите в Москву, в Художественный театр, Камергерский переулок. Приезжайте.
Д. С. Стеллецкий — И. Ф. Стравинскому
[Париж]
[начало 1914]
Милый Игорь,
часто тебя вспоминаю. Я знаю [о] всех несчастьях, которые тебя за последнее время постигли. Говорят, ты все болеешь. Я тоже не могу похвастаться большим благополучием — [нрзб.] существования. Эту зиму живу в квартире Аргутинского (7, rue Francois), потому что не на что топиться у себя. Чем все кончится — не знаю. Напиши мне пару слов — все-таки легче, когда знаешь, что есть близкие люди.
Кланяйся твоей жене. Крепко обнимаю тебя.
Твой Д. Стеллецкий
Письма 1913
Материалы приводятся с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации.
1914
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
2[15] января 1914
Многоуважаемый Игорь Федорович,
если Вы считаете капельмейстера Монтрё, то мы пошлем ему Симфонию в кредит. Относительно экземпляров партитуры измените Ваши условия. Предполагаете ли Вы быть в Москве на постановке Вашего "Соловья"?
Примите наилучшие пожелания к Новому Году. Искренне уважающий Вас
Б. Юргенсон
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
Лозанна
[3] 16 января 1914
Многоуважаемый Борис Петрович!
Дирижер курзального оркестра в Монтрё просит меня Вам передать, что он никак не может уплатить Вам за материал моей Симфонии до лета, ибо, кажется, в июне у них ждут ассигновки на покупку новой музыки. Сыграть же Симфонию он очень хочет еще до лета. Напишите мне, пожалуйста, вышлете ли Вы все же, несмотря на это (что Вам будет уплачено) материал Симфонии или нет. Затем очень прошу Вас, как только выйдет в свет оркестровая партитура Симфонии, послать из моих авторских экземпляров один вдове Римского-Корсакова от моего имени и два экземпляра мне в Кларан, остальные два авторских экземпляра я у Вас попрошу, когда приеду в Россию летом.
С истинным уважением
Игорь Стравинский
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Париж
[4] 17 января 1914
Искренние поздравления. Тысяча наилучших пожеланий.
Сергей
С. П. Дягилев и М. Серт — И. Ф. Стравинскому
Париж
[5] 18 января 1914
Наилучшие пожелания всем троим. Восхищены китайскими мелодиями. С большой любовью.
Мисия, Сергей
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Париж
[6] 19 января 1914
Жду твоего приезда в Париж во вторник, но я уезжаю в среду в Россию.
Сергей
И. Ф. Стравинский — Е. Г. Стравинской
[Париж]
[(8)21 января 1914]
Дуничек мой. Из телеграммы ты знаешь, что приехал я хорошо. Застал твою телеграмму. Очень волновался, разрывая ее. Был счастлив прочесть. Сережа и Бакст в вестибюле встретили. Бакст ушел. Остались вдвоем с Сережей. Говорили бездну до трех часов ночи. Не пересказать — только на словах.
Деляж меня утром, бедняга, встречал на вокзале и звонил всем по телефону. Только что явился ко мне необычайно оживленный и обновленный. Я никогда его таким не видел. "Чужой и новый" — одним словом.
Сережа, к сожалению, не слыхал моих японских песен, но слыхал самые блистательные отзывы. Замечаю, что он иначе относится к "Весне" и ко мне, что очень странно.
Пока, целую, Дуник.
Твой
Миленочку-дочку и Дуничка, своего любимого, единственного, обнимаю, как бесконечно ласково и нежно люблю.
И. Ф. Стравинский — Е. Г. Стравинской
[Париж]
[(8)21 января 1914]
Дуничек, только что отправил открыточку, как вспомнил, что я ничего тебе не сказал, что Сережа на день отложил свой отъезд, ибо попадет не сразу в Россию, а с остановкой в Берлине. Затем забыл сказать, что я буду у Мисии играть "Соловья" сегодня и что буду о впечатлениях телеграфировать. Милый Деляж пошел покупать мне мыло и зубную щетку, которые я забыл в комнате дочки Милены.
Дуник, могу сообщить тебе, что "Петрушка" в Париже в этом году не пойдет, а пойдет в очень скором времени в Берлине, в Кёльне, Лейпциге, куда Сережа посылает труппу теперь же. Он как раз по этим делам едет в Москву. Для "Соловья" еще ничего не подобрали — неудобство происходит в совпадении конца парижского с началом лондонского сезонов. Между прочим, ему даже пришла в голову мысль дать "Соловья" с французскими артистами. Но этого, по-видимому, не будет.
И. Ф. Стравинский — Е. Г. Стравинской
[Париж]
[(9) 22 января 1914]
Золото мое, Дуничек, только что получил твою открыточку. Я счастлив, что все пока хорошо. Получил еще кроме того вчера и телеграмму — спасибо, Дуник, и мне спокойнее. Сейчас ко мне придут Деляж и Кокто, который только что телефонировал мне, что он приедет, чтобы идти с ним в "Nouvelle Revue Francais".
Был вчера вечером у Дебюсси, ибо Сережа должен был отлучиться. Обедал вчера с ним (с Сережей — одни). Дебюсси был какой-то бледный, похудевший, мне казалось, что у него было что-то неприятное на душе. Много расспрашивал, несмотря на это, о России.
"Соловей", как ты из телеграммы знаешь, очень понравился Мисии, хотя она констатирует большую разницу между 1-м и 2-м действиями. [нрзб.] Сережа в восторге и совершенно переменился к моим сочинениям.
Деляж сочинил восхитительные Melodies. Я вчера с ним был у певицы, которая мне сама и пела прекрасно. После "Соловья" у Мисии Деляж играл Дягилеву отрывки из своей Battisseurs, которые очень понравились ему. Он заказал балет.
Пока все, Дуник.
Твой Игорь
21 [января] получил твою открытку. Приеду прямо в Лозанну, а потом уже в Кларан.
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
9 [22] января 1914
[...] Посылаю Вам спокойную, но немножко благожелательную (если не больше!) заметку о "Весне". Из сего Вы можете заключить, что я от Стравинского — лично ушел достаточно далеко, и в Ваших интересах, чтобы мы с ним больше не сталкивались, по крайней мере так, при проглядывании его музыки, во мне не шевелится никакого лучшего чувства. [...] Но у меня к Вам просьба: так как заметка эта никак не пойдет раньше 19-го января, то, высылая ее настолько загодя, я могу рассчитывать, что Вы ее прочтете в корректуре и не допустите искажающих или бессмысленных опечаток, пропусков и т. д., чем так пестрят статьи "Музыки" [...].
И. Ф. Стравинский — Е. Г. Стравинской
Париж
[10] 23 января 1914
Сергей до сих пор здесь. Масса дел. Уеду лишь завтра вечером. Не печалься. Дуник. Обнимаю.
И. Ф. Стравинский — Е. Г. Стравинской
Париж
[11] 24 января 1914
Обнимаю бесконечно крепко, нежно, счастье мое. Буду завтра утром в Лозанне.
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
11/24 января 1914
По поводу Свободного театра Москва только что сообщила нам, что театр выжидает приезда своего адвоката из Петербурга и тогда сейчас же приступи к окончательному выяснению всего вопроса.
С сердечным приветом
Ваш Н. Струве
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве
Кларан
[13] 26 января 1914
Добрейший Николай Густавович!
Только что вернулся из Парижа. Виделся с Монтё, нашим дирижером. Он организует большие симфонические концерты, в которых намерен сыграть "Петрушку" и "Весну" — оба целиком. Спрашивал меня новые условия. Я ему сказал, что я точно не знаю, сколько издательство берет за прокат, что же касается денег, взимаемых издательством в пользу автора (то есть в мою пользу), то это 25 руб. за каждое отдельное исполнение. Он намерен Вас попросить прислать материал для той и другой вещи. Затем другое. В Париже есть новый театр "Vieux Colombier", который предложил мне сочинить (после "Соловья") сюиту танцев для их театра. Я согласился, но сказал, что об условиях им написать в издательство. Вы на днях получите от Кокто или от кого-либо другого из театра письмо по этому поводу.
Пока кончаю. Не принимайте никакого решения и не давайте им решительного ответа до получения от меня условий. На этих днях Вам напишу.
Японские романсы прошли с шумным успехом. Пела их 14-го Никитина, живущая в Париже, как говорят, прекрасно спела.
Всего хорошего.
Ваш И. Стравинский
Деньги получил. [нрзб.]
Вы мне ничего не ответили, сколько мне следует и когда я могу получить гонорар за исполнение (4 раза) "Петрушки" в 1913 году.
Только что получил 5-ую корректуру 2-го действия "Соловья". Дирижируют Мессаже в Париже и Купер в Лондоне. Пошлите, пожалуйста, Мессаже в Гранд-опера оттиски 1 -го и 2-го действий "Соловья" для исполнения.
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
14 [27] января 1914
Дорогой Владимир Владимирович,
с "посягательством" Вашим я бы, пожалуй, и примирился, если бы считал его достаточно основательным, но таковым я его не считаю и вот почему: сочиняя заметку о "Весне", я имел целью дать просто очерк производимых ею впечатлений, а вовсе не обстоятельный разбор сего творения, и потому все время наблюдал за тем, чтобы описание было бы понятно без примеров. Посему, при теперешнем состоянии заметки примеры воткнуть нельзя, придется все время перерабатывать, а кроме того и не нужно, ибо такая подробность (для тех, кто желал бы следить по моим описаниями за музыкой) была бы излишней детализацией. В очерке я стремился описать каждый номер так: когда [...] общим контуром, когда более разнообразней — указывая смену характера; для целей восприятия это гораздо лучше, чем выуживание темок и гармоний [, что] неизбежно разбавляет впечатление. А что касается до "аналогий", "шёнбергизмов" и т. п., то, во-первых, я их вовсе не имел в виду, во-вторых, вовсе даже и не помню, так как проглядывал Стравинского давно (осенью). Описать путь, которым я — "для себя" — склеил всего Стравинского, [не хочу], я вовсе не навязываю это склеивание для всех, вовсе не желаю его кому-нибудь доказывать, а хочу только указать, как я этого достиг; аналогичных гармониек я там, быть может, вовсе и не отыскивал, в лупу вовсе не смотрел, а исходил из непосредственных впечатлений и из наблюдений развития принципов гармонического мышления Стравинского. Одинаковых гармоний, быть может, я и не отыщу, а принцип укажу, а так как в заметке все дело во впечатлениях (и до "Весны", и до сходства Стравинского с Шёнбергом), то доказывать ничего я не считаю нужным; главное — это не специальный трактат, а заметка; жонглировать же наудачу взятыми аккордиками даже смешно, когда дело вовсе не в них — а в принципах, да притом [это] вовсе и не доказательно. А кроме всего и "аналогии" и "пути" имеют не главное, а побочное значение и служат лишь одной последней мысли, что творчество Стравинского не блажь [...], а организм. Извините, что я Вам, немножко раззудавшись, указываю — дело вовсе не в моей мысли (если бы нужно было, я неизбежно бы сделал), а в том, что заметка прямо писалась с мыслью о без примерах и к ней, в таком виде, что-нибудь подбавить будет несуразно, а главное, это еще усугубит легковесно-фельетонный характер заметки (это в смысле "аналогий" и т.п.). [...] Насчет того, что о "Весне" будет в 167-м номере, мне ей-ей все равно; я только просил [бы], чтобы Вы ее чуточку просмотрели в корректуре; а так еще и лучше, если я буду в Москве, то смогу сам прочесть. [...]
А. Н. Римский-Корсаков — И. Ф. Стравинскому
Петербург
15 [28] января 1914
Дорогой Игорь!
Я давно уже чувствую у себя на душе грех перед Тобой — я Тебя еще не осведомил о капитальном событии своей жизни — о женитьбе. Ты уже, конечно, давно об этом прослышал, но я все же сознательно, хотя и с большим опозданием, извещаю Тебя об этом и прошу Тебя распубликовать сие известие во всеобщее твоих домочадцев сведение.
Жену мою зовут Юлией Лазаревной.
В заключение позволь высказать Тебе одно признание: для меня ни наши художественные разногласия, ни дальность расстояний не угасили чувства моей дружбы к Тебе. Может быть, это чувство теперь уже иллюзии подобно ... Но будь уверен, что я дорого бы дал и сейчас за спокойную и дружески-откровенную беседу с Тобою.
Будь здоров, целую Тебя и [передаю] свой сердечный привет Екатерине Гавриловне.
Твой Андрей Р.-К.
Г. Козловский — Е. Г. Стравинской
Устилуг
16 [29] января 1914
Сим имею честь уведомить Вас Бариня что лошадь вторую пан Лютынковский купил во вторник. 14 января в цене 60 лет 5 имеет ростом на 1 вершок ниже старой лошади и также масть такая как старой вашей лошади рыжая.
Ледник вчера наполнили льдом и набили хорошо так что об этом Бариня может быть спокойны.
Семена огородные и цветочные я выписал от Ульриха на сумму 14 руб. в доме все в целости и насколько можно в порядке в саду ничего нового нет только то, что начинаю понемножку обрезку деревьев как вербы тополя акации и т.д. В оранжерей начал я разводить [нрзб.] и прочее, что больше то все по старому только очень мне жаль Жучки. Имела щенки и не могу знать что такого с нею случилось бедная заболела и через три дня пропала. Щенки надо было утопить. Только одного я оставил держу у себя кормлю молоком и живет маленький щенок.
Пожалста Бариня сообщите мне как я имею поступить с выпискою деревьев на место пропавших прошлогодних. Я спрашивал вас перед выездом только вы Бариня и Барин были очень заняты и не сказали мне ничего но это пожалста Бариня напишите мне об этом потому что уже время будет выписать чтобы раньше можно был их получить. Всего будет на сумму 18—20 руб.
С тем желаю вам всего хорошего
С нижайшим почтением
Садовник Г. Козловский
И. Ф. Стравинский — А. Н. Римскому-Корсакову
Лозанна
[21 января] 3 [февраля] 1914
Дорогой Андрей,
искренне тебя и твою супругу поздравляем и желаем долгого и большого счастья в Вашей общей жизни. Это я тебе пишу от всего сердца, ибо верю в искренность твоего признания и хотел бы тоже, чтобы наша дружба не уподобилась, как ты говоришь, иллюзии. Я боюсь лишь одного, как бы это не случилось помимо нас в силу ли разности воззрений в области искусства, или в силу все более и более редких и отдаленных свиданий с тобой. Во всяком случае, ни твои ядовитые и громоносные писания о моих произведениях, ни твои протесты против моих "антихудожественных" поступков после твоего письма (в искренности которого я не имею права сомневаться) не должны изменить наших добрых дружественных отношений.
Не могу много писать, ибо сейчас на уме другое — недавно родилась у нас дочь Милена. Роды прошли благополучно, но после родов вот уже двадцать с лишним дней как температура у жены медленно и верно повышается — врачи констатировали туберкулез, который сейчас к тому же обострился сухим плевритом. Переживаю очень тяжело.
Целую тебя, будь здоров и хоть временами давай о себе знать.
Твой Игорь Стравинский
Пишу на Загородный 28, ибо твоего нового адреса не знаю; если будешь писать — сообщи его.
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве
Лозанна
[21 января] 3 февраля 1914
Многоуважаемый Николай Густавович!
Посылаю Вам еще несколько страниц 5-й корректуры 2-го действия "Соловья" — исправьте еще эти ошибки. Получил последнюю корректуру оркестровой партитуры 1-го действия "Соловья". Надеюсь, что Вы расписываете на голоса. Я ее оставляю у себя, больше пока исправлять не буду — буду после исполнения (только ошибки, разумеется, ибо остальное, надеюсь, если и будет иметь место, то не значительное).
Завтра, самое позднее послезавтра, пришлю всю оркестровую партитуру 2-го действия. Ради Создателя, переписывайте или гравируйте, только бы поскорее. Я в очень тяжелом положении, ибо моя жена сильно захворала туберкулезом. Вы поймете мое состояние.
Крепко жму Вашу руку. Всегда ваш
Игорь Стравинский
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Петербург
23 января [5 февраля] 1914
Вестрис попросил у Юргенсона права на постановку "Нарцисса". Черепнин отказал. Надеюсь, Струве тоже. Принимаю меры. Заплатил ему 3000 марок. Полагаю, что Нежданова будет петь Соловья.
Сергей
И. Ф. Стравинский — С. С. Митусову
Лейзен
[30 января] 12 февраля 1914
Степочка, посылаю тебе заказной бандеролью корректуру первых двух актов "Соловья". Будь так добр, немедленно на ремингтоне напечатать текст этих двух действий, чтобы он был вполне согласен с текстом, имеющимся под музыкой, — я говорю в смысле больших букв, красных строк, многоточий. Сделай это немедленно и пришли мне. Скоро приступим к напечатанию.
У меня в семье не особенно ладно. Я перевез Катю из Лозанны, где у нас родился ребенок — дочка Милена, в Лейзен (в горах), недалеко от Кларана. Мы живем по санаторному режиму. Катя после родов схватила плеврит и обострился старый процесс. Вот в наших условиях мне приходится спешно кончать "Соловья". Оркестровка 2-го акта уже в издательстве. 3-й будет чрезвычайно короток, но убедителен. Приведения поют панихиду. Соловей поет вовсю, ничем не смущаясь, что придет в голову, смерть свиристит [...].
Твой Игорь
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Кёльн
[1] 14 февраля 1914
Представления "Петрушки" прошли с большим успехом. Фокин очень хорош. Уезжаю в Лондон, "Savoy".
Сергей
Н. Н. Римская-Корсакова — Б. П. Юргенсону
Петербург
2 [15] февраля 1914
[...] Партитуру Симфонии Стравинского я получила. [...]
А. Н. Бенуа — Э. А. Куперу
[Москва]
[до 2/15 февраля 1914]
[...] Я обращаюсь вторично с покорнейшей просьбой познакомить меня с музыкой "Соловья". Я еще весь день и вечер завтра остаюсь здесь и вечером покамест никому своего времени не отдал, дабы иметь возможность установить тот час, который будет удобнее — будь то 10 часов утра или 9 часов вечера, или любой из других часов. Готов даже сегодня после своей премьеры, которая, вероятно, окончится в 11 с половиной часов, приехать к Вам, если Вы это предпочтете. Дело в том, что я не могу приступить к сочинению постановки, пока я не буду знать хоть приблизительно музыки. Дольше же завтрашнего дня я не могу оставаться по личным делам, зовущим меня в Петербург. Дело очень серьезное. И то я из-за болезни Станиславского и откладывания "Хозяйки гостиницы" безобразно запоздал. Теперь же последние сроки на исходе.
А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому
Москва
2/ 15 февраля 1914
Дорогой Игорь Федорович!
Хотя Вы своим упорным молчанием подчеркиваете свое полное нежелание со мной разговаривать, я все же принужден снова пристать к Вам с выяснением некоторых пунктов.
При этом я льщу себя надеждой, что настоящая причина Вашего молчания не в измене Ваших чувств ко мне, а просто в тех обстоятельствах, которые и Вас не менее меня заполнили. —
Итак вывод:
Зал Императора все же будет белым с синим. Пришел я к этому, проглядев Вашу музыку. Нужно, чтобы он был белым с синим. Зато много и розового, и зеленого будет в костюмах.
Но вот что меня останавливает на пути к окончательному написанию эскиза этого дворца и вообще к выявлению всей постановочной затеи этой картины. Как быть с процессией? Вы хотите паланкин и чтобы Императора "вставляли" в трон. Прекрасная идея. Но как вы посмотрите на такую комбинацию? Несет трон целая гурьба лиц и среди них восемь маленьких ребятишек; трон ставят на помост.
А затем является [сам] плотно замкнутый кругом сановников, несущих над [ним] пять зонтиков!
В паланкинах уже ходили, а вот так не ходили.
Вообще у меня конструкция процессии такова:
7 танцовщиц, стоящих, золотого цвета.
7 танцовщиц, стоящих, серебряного цвета.
l танцовщик и 1 танцовщица — очень роскошные и с ними 3 танцовщицы — [нрзб.], 2 белых мальчика с мечами, 5 черных мальчиков с мечами. Вся эта группа производит символическую пантомиму на ходу.
Далее идет двор (часть их (хор) уже на сцене):
Сперва идут 2 белых мандарина.
Затем идут 2 серых мандарина.
Затем идут 2 темно-серых мандарина.
Затем идет совсем черный.
Затем идет оберкамергер с Соловьем.
Затем идет трон.
Наконец продвигается Его Величество, которого до самого момента Его шествия к трону не видно из-за окружающих его porte-parasol’ей [зонтиков (франц.)].
Шествие замыкают два воина, которые становятся у подошвы трона. Также два воина могут идти впереди (или они уже на сцене в начале).
Ну, вот видите. Но, может быть, Вы хотите совсем иного. За Вами последнее слово. Но, ради Бога, присылайте его скорее, иначе все полетит к черту, ибо без Ваших точных [указаний] я ни за что не приступлю к окончательной работе.
Едва ли не еще более важный второй вопрос: последнее действие.
Как Вы его себе представляете?
И, во-первых, молю прислать мне сейчас же подробный сценарий и самое либретто, которое Вы должны иллюстрировать хотя бы самым элементарным образом основными темками. Последнее в высшей степени важно. (Музыка мне подсказывает все, что я не пойму из текста.) Еще бы лучше прислать клавир, но ведь, вероятно, до него еще далеко?
Как бы повидаться и переговорить? Я хотел ехать в Берлин и Лондон, но ведь сейчас это просто невозможно — подумайте только, сколько дней уйдет зря. [нрзб.] Вам совсем сюда приехать надо?!
Так вот о декорации 3-го действия. Я начинаю ее себе так представлять. Спереди род антишамбра [прихожей — ред.], отделенного от спальни занавеской во всю сцену (красной, желтой, золотой и серой). Оная в начале отдернута и мы видим самую высочайшую опочивальню ночью при луне. Затем она задергивается, а к концу опять отдергивается и тогда перед нами открывается sacrum cubiculum [святая опочивальня (лат.)] во всем белом (несколько этажей окон, гигантская кровать и т. д.).
Как по Вашему? Может быть, совсем иначе? Умоляю сообщить.
Целую ручку Екатерине Гавриловне и от всего сердца желаю всякого и полного благополучия новорожденной, матушке и осчастливленному отцу. Горю желанием Вас обнять.
На днях рассчитываю услышать у Кусевицкого "Священную весну". Целую. Душевно преданный Вам
Александр Бенуа
Пишите в Петербург, Адмиралтейский канал, 31. На конверте напишите на всякий случай: "В случае отсутствия прошу немедленно переслать по назначению".
Лучше всего, дорогой, ответить мне по главным вопросам телеграммой. Если со всем согласен — approuve tout [одобряю все (франц.)], ежели ничего, то в двух словах — empereur en palanquin, trone en scene [император в паланкине, трон на сцене (франц.)], и т. д. в таком роде. —
Ради Бога!!!!! Поторопитесь с ответом.
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
3/16 февраля 1914
Только что получил из Лондона телеграмму следующего содержания: "Телеграфируйте в Лондон, может ли на следующий сезон Мариинский театр иметь "Соловья" или он куплен Дягилевым".
В виду того, что дело со Свободным театром все еще не выяснилось, а может быть, и рухнет в конце концов из-за безденежья и неладов, счел необходимым не упускать сделанного Зилоти предложения, ответив ему следующим образом: "За большую сумму право представления "Соловья" куплено Свободным театром на три года для Москвы и Петербурга. Выплату крупных тантьемов за представления издательство гарантировало. Договор, однако, может быть еще расторгнут. В этом случае необходимо самым срочным образом переговорить со Стравинским и с [Императорским] театром".
Полагаю, что мое решение Вы вполне одобрите. Пишу сейчас Вам об этом и прошу Вас мне сейчас же ответить, согласны ли Вы на следующую постановку дела, на следующие мои взгляды:
1) если от Зилоти (он имеет, насколько я слыхал, все полномочия приобретать для Императорских театров новые сочинения) будет благоприятный ответ: а) Вам нужно сейчас же телеграфировать Марджанову в Москву и поставить вопрос ребром, требуя исполнения оговоренного Вами; б) присоедините еще требование дать Вам письменное обязательство, что театр осенью сего года исполнит "Соловья". Контракт с нами ([между] Свободным театром и издательством) должен остаться таким, каким он был составлен и, конечно, если Свободный театр решит окончательно кончить с Вами дело и исполнить Ваши требования [, то контракт должен быть] сейчас же подписан ими.
Полагаю, что запрос Императорского театра может сразу повлиять на решение Свободного театра исполнить Ваши требования. Думаю, однако, что по теперешнему положению дела в Свободном театре с подписанием контракта все же затянется.
Рядом с этим нужно будет сообщить Зилоти Ваши условия и вступить с ним в переговоры. Свестись все должно, по-моему, к тому же, что со Свободным театром ... Правда, казна платит всегда меньше, но, может быть, в данном случае Вам удастся добиться своего.
Что Вы ждете от исполнения? Справится ли Императорский театр, склонный, как никак, к более конвенциональному [франц. conventionnel — условному, общепринятому], совершенно незнакомому с крайними музыкальными направлениями, с Вашими сочинениями сейчас?
Правда, все же то, что силы у них первоклассные, что забрели туда и талантливые молодые люди, что за последнее время как будто интересуются и новым. Судить об Императорском театре Вы можете лучше, так как я бывал в нем лишь два раза и с постановками последнего времени знаком лишь из газет.
II) Если от Зилоти не последует благоприятного ответа, то со Свободным театром следует все же поступить так же.
III) Если Вы вообще желали ли бы (во всяком случае) воспользоваться предложением Императорского театра и дать им "Соловья", то, если предпочесть [его] Свободному театру, Вам придется указать Свободному театру на невыясненность их положения, на невозможную задержку подписания контракта и дальнейшую уплату денег, и, вернув им 2000 рублей, полученных от них, прекратить с ними всякие дела.
Вот на что прошу Вас ответить. Партитура и все голоса 1-го действия "Соловья" готовы. Идем сейчас к корректору. Голоса 2-го действия переписываются и партитура тоже. Гравировать будем после парижского исполнения. Ожидаем 3-е действие.
Это все на сегодня. Очень спешу.
P. S. От всей души желаю Вашей супруге скорейшего выздоровления, и мои сердечные поклоны. Жена тоже присоединяется к этому. Чудный воздух, лучи солнца скоро оздоровят больной организм, а Вас одухотворят они к заключению "Соловья" — из забот и "борьбы" — к красоте ясного, золотого "Доброго утра"...
Ваш Н. Струве
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
4 [17] февраля 1914
[...] Я хотел Вас вопросить — стоило ли тратиться на почтовые расходы, посылая мне корректуру о "Весне", если ни одна моя поправка (кроме опечаток) не была принята во внимание [...]? По-моему, не стоило. [...]
Г. Козловский — И. Ф. Стравинскому
Устилуг
6 [19] февраля 1914
Его Высокородию
И. Ф. г-ну Стравинскому
Имею честь уведомить вас Барин что письмо ваше я получил, и очень жаль мне и неприятно что вы Барин не обещает приехать на лето в Устилуг. Когда Григорий Павлович мне сказал это я прямо не хотел верить сам не знаю почему. Что вы Барин распорядили этим письмом я постараюсь со всем усердием исполнить так как вы Барин полагать на мне также и я постараюсь во всем чтобы вы остались довольный много. Туи и можевельники я уже выписал на сумму 9 руб. 90 коп. из Подзамчи через контору. Обрезку деревьев уже кончаю только остались фруктовые деревья, парников думаю немного заложить только под бегонии и некоторые горшечные растения. Пальмы перезимовали очень хорошо лучше чем в прошлый год. Музы (бананы) тоже перезимовали хотя одна пропала самая меньшая (всех было пять). Навоз которого имею возов с пятьдесят будет под фруктовые деревья и огород которым я думаю засеять часть овсом и клевером, часть вишней как в прошлом году только в другом месте часть картофелем и другими зимними корнями.
В доме все в целости и сколько возможно в порядке. Ваш Барин письменный стол и рояль и все мебели закрыты с самой осени после вашего выезда во всех комнатах что больше то все хорошо не было никакого неприятного случая. Г-жа Басницкая когда я сказал ваше Барин распоряжение сказала чтобы прислать но немного всего а остальные Рейза хочет купить и я думаю что можно будет продать.
Наградных Барин я не получил. Григорий Яковлевич сказал что вы Барин никакого распоряжения ему не оставили.
С тем желаю Барин скорого выздоровления и вам Барин всего хорошего.
С нижайшим почтением
Садовник Г. Козловский
С. А. Кусевицкий — И. Ф. Стравинскому
Москва
[6] 19 февраля 1914
"Весна" в Москве большое событие. Прошла вчера с огромным успехом. Страшно жалею о Вашем отсутствии.
Кусевицкий
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
6 [19] февраля 1914
Я не понимаю, почему Вы не получили вовремя корректуру о "Весне". От Вас я ее получил в среду около часу дня, прочесть ее мог только к вечеру, а в четверг послал обратно; в пятницу утром она должна была быть у Вас и, собственно, раньше Вы не могли ее и ждать; неужели она завалялась на почте; досадно, существенного там, конечно, в поправках моих ничего не было, но кое-что все же смягчалось и уяснялось. Кстати, играл ли у Вас Суковицкий "Весну"?
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Лейзен
[7 февраля] 20 февраля 1914
Мой дорогой друг, очаровательный Александр Николаевич!
Только что послал Вам телеграмму, что "все-де одобряю". Оно так и есть на самом деле. Но пока отклоняюсь в сторону. Мое молчание Вы поймете, ежели я Вам скажу, что оно явилось причиной тяжелых в моей семейной жизни обстоятельств. Дело в том, что после родов (в Лозанне), которые прошли вполне благополучно, у моей жены открылась ее старая болезнь — туберкулез верхушки правого легкого, болезнь усложнилась к моему отчаянию плевритом (!!!). Бедняга должна была выждать момент понижения температуры, чтобы переехать в санаторию в горы. Это мы и сделали. Живем мы вдвоем с нею в Лейзене (в том же кантоне в ронской, или вернее, над ронской долиной) в "Pyrole" (название виллы — так Вы нам и пишите). Мы уже две недели тут. Доктора считают заболевание, слава Богу, незначительным, но, принимая во внимание общую слабость (послеродовую) организма, находят благоразумным терпеливое лечение, полный покой физический, который тут вполне достижим, и suralimentation [усиленное питание (франц.)]. Думаем, что тут придется пробыть до мая. Семья наша с моей матерью в Кларане. Летом в Россию не уедем, а будем где-нибудь в горах, в этих же краях. Если даст Бог, все будет идти хорошо и Вы будете в Лугано, то приеду к Вам. Ну вот и все, что могу сообщить о своих семейных катаклизмах.
Теперь о "Соловье".
Передал ли Вам Сережа 2-е действие (корректура клавира) "Соловья"? Я ему его давал в Париже. Во всяком случае, я послал Вам (только что) последнюю корректуру 2-го акта по Вашему петербургскому адресу. Я в восхищении от Ваших замыслов и проектов — они гораздо лучше моих — это шествие, в котором несут сперва паланкин без китайского Императора, а потом шествует [сам] как Вы изволили начертать, — удивительно! Оно нисколько не противоречит моим замыслам, напротив, обогащает их сценическую реализацию. В клавире Вы увидите в "Китайском марше", в самой последней странице (этого марша) замечания: сверху страницы 59-й "несколько слуг торжественно вносят в балдахине китайского Императора" — тут я попрошу выпустить в таком случае самого китайского Императора под зонтиками. Далее, где его в балдахине устанавливают на возвышение посреди сцены, специально к этому случаю приуготовленному, при словах: "слуги ставят балдахин с китайским Императором..." — так и останется, то есть что китайского Императора из-под зонтиков прямо вставят в этот паланкин. Роль китайского Императора почти чисто хореографическая, поет он очень мало, а когда откроет рот, чтобы что-либо сказать, то сопровождается это сказанное очень примитивно — выразительными и очень медленными жестами (вескими — каналья сам знает). Что касается начала этого акта, то я пометил, что так называемый антракт, или вступление ко 2-му действию "Сквозняки", должны быть исполнены при закрытом занавесе. Сережа очень протестовал, я же настаиваю, ибо задумал соорудить здесь нечто вроде китайских теней — движущиеся, расцвеченные (как бы волшебным фонарем) [Не бойтесь этого mouvais gout [дурного вкуса — франц.], у Вас оно выйти может чудесно! (прим. И. Стравинского)] на тюлях китайские тени.
Помогите мне в этом, голубчик, ибо, право же, я боюсь того, чтобы не было тут при этой невероятной суете вампуки — самой откровенной, — ибо я считаю или, вернее, продолжаю считать, что только там, где есть выученная хореографическая роль, нет вампуки, и всю вещь ("Соловья") мы с Митусовым так вели, чтобы спрятать все то, что неизбежно стало бы на сцене, хотя бы и выносимой, но вампукой. Помогите мне в этом — все остальное принимаю без оговорок, ибо мы с Вами единомышленники, и Вы, увидев мою музыку (кстати, есть ли у Вас 1-е действие — напишите, я велю прислать оттиск), сейчас же поймете, в чем дело. Я счастлив с Вами работать, дорогой!
Теперь про 3-й акт.
Verto subito!
Прежде всего скажу, что я его не кончил еще и теперь как раз в периоде усиленного сочинительства. Во всяком случае, мне хотелось бы с Вами об этом акте потолковать пообстоятельнее, ибо мне тоже кажется, что он самый, если хотите, рискованный. Дело в том, что если в прошлых действиях было хоть минимальное движение — действие, смена событий, то тут даже этого не имеется, только в конце императорское солнечное, желтое "Здравствуйте". Поэтому, tout en approuvent votre magnifique proget d"antichambre et rideau rouge, noir, or [Целиком принимая ваш прекрасный проект передней и занавеса в красках, черных, золотых тонах (франц.)] , который отделяет от спальной Императора, я бы хотел выяснить следующее: когда подымается занавес и зрителю представляется этот антишамбр? Теперь, прежде чем ответить на этот существенный вопрос, я должен хоть вкратце, но обстоятельно, передать Вам содержание — сценарий 3-го акта.
Вот он.
После песни рыбака, который всякий раз начинает (или завершает) действие, — коротенькое оркестровое вступление, непосредственно связанное с хором привидений китайского Императора. До Вашего письма я думал тут поднять занавес, то есть при последних тактах этого хора альтов. Между прочим, слова хора таковы, а впрочем, присылаю Вам черновик самого хора с восклицаниями Императора. При последних его восклицаниях занавес поднимается и Соловей на последнем cis Императора (Соловей продолжает):
Соловей:
Ах, звезд мерцанье!.. Здесь, я здесь
Великий Император,
Тебе спою о том,
Как хорошо в саду твоем.
(Затем поет песню о том, как хорошо в саду Императора)
Ночь синяя уж близится к концу,
Мерцанье звезд с дыханием душистым
Цветов слилось, и я не знаю больше,
Где звезд мерцанье, где цветы,
И белой розы куст стоит в слезах.
Император:
Как хорошо...
Ах, цветы!
А там, за белою оградой
Есть сад другой...
Смерть (альт; слушает, как гитара со скрипкой сало кончает последние слова Соловья):
Мне слушать нравится,
Как ты поешь.
Зачем умолкнул,
Спой еще.
Соловей:
Отдай корону Императору.
Отдашь? — Тогда спою еще.
Смерть:
Корону? Ну хорошо,
Корону я отдам, смотри!
Соловей (поет первый куплет своей танки; вот он)
Печальный светит месяц,
Ах, в том саду так тихо,
И падает роса
С ветвей цветущей сливы
На мох могил забытых
Печальный светит месяц
Печальный сад умерших.
Смерть:
Мой сад! Мой сад!
Зачем опять умолкнул?
Продолжай.
Соловей:
И саблю драгоценную, и знамя
Отдай, и буду петь я до рассвета.
Я все, я все отдам:
Тебя хочу я слушать!
Соловей (второй куплет своей тапки):
Печальный сад умерших ...
Ах, тихо меркнут звезды,
Среди камней могильных
Туманов белых клочья.
Погасли светлячки ...
Печальный светит месяц,
Печальный сад умерших.
Смерть:
Мой сад! Мой сад!
Как стало мне тоскливо!
Скорей в мой сад, в мой сад!
(Смерть вылетает в окошко.)
Император:
Прощай, Великий Император!
Как хорошо.
Спасибо.
Ты страшные виденья разогнал,
Ко мне вернулись силы,
Теперь не улетишь ты? При дворе
Я первой сделаю тебя особой.
Соловей:
Ах, нет! Ах, нет!
Мне лучший дар достался — слезы.
Ах, слез тех никогда я не забуду
И буду прилетать к тебе и петь
Я каждой ночью.
(Никому о том не говори).
Как хорошо, Соловушко.
После этого что-то должно произойти, что-нибудь с занавесом, я разумею: или подняться (если спущен был), или опуститься (если он был поднят). Не примите меня за идиота, хотя это и не далеко от истины. Дело в том, что тут, после исчезновения Соловья появляются сейчас же придворные в антишамбре и засматривают в опочивальню, откуда во всем великолепии выходит китайский Император и говорит "Здравствуйте" перед изумленными китайскими обормотами. Ей-ей, не знаю, как тут быть. По-мо-ги-те!!! Ради Бо-га... !!!
Ведь все это действие состоит из разговоров и трех песен Соловья. Когда поднять главный занавес? Когда раздвинуть шторы, отделяющие антишамбр от опочивальни? Единственное, что я знаю, это что надо возможно позже поднять главный занавес. Мне даже кажется, что его следует поднять... впрочем, виноват, я точно знаю, его надо поднимать постепенно (пишется через е — так ли?) во время хора привидений. На сцене темно, затем занавеска раздвигается к тому моменту, когда Смерть начинает говорить с Соловьем — необходимо, чтобы Смерть на глазах у всех вылетела бы в окошко. Ну а дальше как же? Пишите мне, дорогой! Я сейчас дошел до танок соловьиных, то есть сочинил все, кончая первым разговором Смерти с Соловьем. Танки по музыке одинаковы. Думаю, разговор (после исчезновения Смерти) Соловья с Императором сократить до минимума. Вообще, надо из этого действия сделать короткий эпилог. Мне очень нравится Ваш декоративный план этого действия. Только, умоляю, помогите мне в сценическом отношении.
В заключение скажу, что я бесконечно счастлив с Вами работать и все Ваши замыслы мне бесконечно по душе. Воображаю, какое будет чудо этот Ваш Китай. А первое действие? Почему Вы ничего о нем не пишете? Обнимаю Вас крепко. Целую ручки милейшей Анне Карловне.
Ваш крепко
Игорь Стравинский
P. S. Только что прочел в московском еженедельнике "Музыка" известие о том, что Свободный театр кончился. Правда ли это? В таком случае поздравляю себя — хотя на днях Зилоти обратился к моему издательству в Берлине с запросом, нельзя ли получить моего "Соловья" для Мариинского театра, о чем и в "Музыке" говорится; так что, быть может, еще и уладится финансовая сторона этого дела. Что слышно — напишите. Слыхали ли "Весну священную"? Как провел ее Кусевицкий? Он мне телеграфировал, что она имела большой успех. Правда ли это? В ближайшем своем концерте в Петербурге он ее опять играет.
Ну, пора кончать.
Ваш Игорь Стравинский
Сережа телеграфирует, что в Кёльне "Петрушка" прошел с большим успехом два раза и что Фокин был "bon" [хорош (франц.)], даже, кажется, "tres bon" [очень хорош (франц.)], a Балерину кто танцевал? Не знаете ли Вы? Броня, что ли?
При чтении, дабы не затрудняться, смотрите на цифры страниц. Какая предупредительность!
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
[7] 20 февраля 1914
Глубокоуважаемый Игорь Федорович,
Вы пишите, что ждете от меня ответа на целый ряд вопросов... Просмотрев снова Ваши последние письма, я, собственно говоря, не нашел ничего, на что Вы не имели бы ответа. Разве только относительно гонорара за концертное исполнение "Петрушки" и "Весны". Желание Ваше получать по 25 руб. за исполнение принято во внимание.
По окончании концертного сезона С. А. Кусевицкого мы представили бюро счет за исполнение "Петрушки" (4 раза) и "Весны" (2 раза) по 25 руб., которые по получении мы вышлем Вам. Вот и все.
Относительно гравировки и переписки имеющегося у нас от Вас материала "Соловья" я писал Вам уже:
1) 1-е и 2-е действия "Соловья" в клавире с русским и французским текстами готовы для печати.
2) Партитура 1-го действия готова. Голоса — переписаны, сейчас просматриваются нашим корректором.
3) Партитура и голоса 2-го действия переписываются у Рёдера.
Вы видите — у нас все в порядке. Ждем 3-го действия. Для Бенуа заказан оттиск клавира 1-го и 2-го действий и по получении будет выслано в Москву.
От театра (Vieux Colombier) никаких запросов не получали.
Молчит и г-н Бенедиктус относительно "Петрушки". Очень радует меня, что в Кёльне "Петрушка" прошел с большим успехом. Жаль только, что в административной части у Дягилева так мало порядка: мы снова ничего незнаем об исполнении "Петрушки", как и не знаем, где теперь Дягилев с балетом и где предполагаются дальнейшие представления "Петрушки". А это очень досадно, так как таким образом мы лишены возможности делать объявления и сообщения в журналах и газетах, и заинтересовывать публику и музыкальных торговцев. Уплаты Дягилев не произвел до сего времени, хотя несколько раз телеграфировал нам, что высылает, что даже выслал... Однако времени прошло порядочно после последней телеграммы, почему я снова послал Дягилеву телеграмму в Петербург. Пока без результата. Где он сейчас? Все это очень прискорбно, так как при такой обстановке трудно "делать дела". При своих колоссальных расходах издательство также нуждается в получениях.
Со Свободным театром дела все-таки совсем плохи. Мне пишут сегодня, что театр хотя и действует еще, все же ни сегодня, завтра покончит свое существование. Правда, Марджанов снова предполагает открыть оперный театр с какими-то петербургскими капиталистами, но что из этого выйдет, неизвестно. У них по всем данным дела страшно запущены. Бессель предъявил театру иск на 60 тысяч руб., которые он, конечно, не увидит. Да и было же у меня с первого дня скептическое отношение ко всему этому предприятию, несмотря на 600 тысяч руб.
От Зилоти ждем еще ответа. Он писал мне только после своей телеграммы, что телеграфировал Теляковскому и что надеется, что Теляковский "клюнет", как он выразился. Возможно, однако, что в Петербурге решат обождать исхода исполнения "Соловья" в Париже. Если от Зилоти не последует благоприятного ответа, то следует во всяком случае выяснить Ваше положение со Свободным театром (или с Марджановым, если Вы лично имели с ним дело); следует запросить и у Санина, с которым Вы переписывались.
В виду того, что разговоры об исполнении "Соловья" могут быть (для России) только об осени, то может представиться еще ряд комбинаций: Императорский театр, Зимин, петербургская Музыкальная драма, наконец, может быть, Дягилев (?).......
На этом закончу на сегодня. Спешу. Как здоровье Вашей супруги?
P. S. Сейчас у меня много работы с приготовлениями к Всемирной выставке печати в Лейпциге, 1-го мая заканчиваются.
Жму крепко Вашу руку
Ваш Н. Струве
И. Ф. Стравинский — А. И. Зилоти
[Лейзен]
[8] 21 февраля 1914
Дорогой Александр Ильич!
Николай Густавович Струве сообщил мне, что Вы запрашивали его относительно возможности иметь для будущего сезона в Мариинском театре моего "Соловья". Я предпочел, справившись о Вашем адресе, вступить по этому поводу в личную с Вами переписку — так будет скорее!
Первым делом изложу о том состоянии, в котором эта опера находится. 1-я и 2-я части (картина или акт — как хотите в клавире не только награвированы, но и готовы к печати и даже переведены на французский язык. Оркестровка партитуры первой части тоже. Оркестровая партитура 2-й части переписывается и расписывается в Берлине. Третью часть (самую коротенькую из всех) сочиняю и инструментую. Через месяц надеюсь сдать издательству. Вот главные сведения. Что касается вопроса об обязательствах, с которыми я связан в этом "соловьином деле", то они представляются в следующем виде. Год тому назад Свободный театр заказал мне кончить эту оперы, первую часть которой я сочинил и инструментовал непосредственно перед "Жар-птицей". Признаюсь, я не без колебаний на это согласился, ибо об опере я не думал (на уме было другое), но материальная сторона принудила меня на это согласиться, и я согласился докончить, то есть сочинить еще два акта "Соловья". За право (исключительное) исполнения этой оперы на трехлетний срок [Для Москвы и Петербурга (прим. И. Стравинского)]. Свободный театр обязался мне уплатить 10 тысяч рублей, из которых весной мне в виде аванса было уплачено 2 тысячи, остальные деньги по уговору в рассрочку в течение короткого времени. С другой стороны, Дягилевым приобретено у издательства исключительное право на один год для Парижа и Лондона. Вот Вам практические сведения.
Теперь дело стоит так. В Свободном театре все время идут споры, неурядицы и дело доходит чуть ли не до того, что поговаривают о том, что он и вовсе прекратит свою деятельность. Я лично думаю, что последнему не суждено осуществиться, но что разные проволочки — как то до сих пор не подписано условие с издательством — неизбежны. Поэтому, если Теляковский пожелает исполнить все те обязательства, которыми связан Свободный театр, то я бы мог немедленно запросить дирекцию Свободного театра, почему-де не подписывает контракта со Струве, и если бы не получил удовлетворительного ответа, известил бы о том того же Струве, который прекратит свои отношения со Свободным театром и передаст "Соловья" Императорским театрам. Надо Вам сказать, что Струве поставил условием как минимальное число представлений "Соловья" — по пяти (то есть пять в Петербурге и пять в Москве) в каждой из столиц. Что же касается присылки клавира "Соловья" Теляковскому, то, правду сказать, считаю это в высшей мере бесполезно, ибо из музыки этой, сыгранной без меня, скажу более — не мною — ничего никто в лучшем случае не вынесет — скажут: "чушь пианиссимо", как говорил покойник Николай Андреевич про музыку Дебюсси (в отличие от "чуши фортиссимо", как он говорил о музыке Штрауса). Лучше, если я ему сам сыграю. Ведь он ежегодно приезжает в Париж весной (но никогда, между прочим, ни на одном моем произведении не побывал), вот нельзя ли будет тогда нам свидеться? Если он боится брать у меня вещь, предварительно не ознакомившись с нею, то лучше сделать это именно там. Ах, как я был бы рад Вам сыграть "Соловья"! Можно было бы, быть может, сделать и так. Если бы мы с Вами съехались — я бы Вам сыграл, и тогда уже Вы сами бы показали Теляковскому мой произведения. Как Вы думаете? Напишите мне, пожалуйста, обо всем этом. Мне, помимо всех этих дел, очень хотелось бы Вас повидать, с Вами дружественно поболтать и крепко пожать Вашу руку. Всегда сердечно Ваш
Игорь Стравинский
Сообщите мне, пожалуйста, куда (и до какого времени) Вам писать после Вены?
Вере Павловне целую ручки — передайте это ей, когда вернетесь домой.
Пишите мне: Strawinsky, Grand-Hotel, Leysin-s/Aigle, Suisse; для телеграмм: Strawinsky, Leysin.
С. А. Кусевицкий — И. Ф. Стравинскому
[Петербург]
9 [22] февраля 1914
"Весна" исполнялась в Москве 18 февраля, в Петербурге 25 февраля нов. ст. Был бы счастлив, если бы Вы присутствовали. Сердечный привет.
Кусевицкий
В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому
Москва
9 [22] февраля
[...] Суковицкий "Весну" играл и раздобрился на билет: здорово, но слишком много трескотни в ударных. Публика очумела, но ... била в ладошки. [...]
Н. Г. Струве — И. Ф. Стравинскому
Берлин
12/25 февраля 1914
|