|
||||||||||||||||
| Часть 1 | ||||||||||||||||
| Письма 1912
Материалы приводятся с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации. 1912 И. Ф. и Е. Г. Стравинские — А. Н. Римскому-Корсакову Милан 11/24 января 1912 Милый Шафер и Кум, ты, верно, и не вспомнил нас 11 января, а мы тебя да, хотя и забрались в Милан на Rizzotto и [осматриваем] итальянскую "farineux" [старину (франц.)] […] наше счастливое 6-летие. Мы тебе кланяемся чистосердечно и просим нас пожаловать цедулкой (если она пишется через "е"). Твои истинные друзья Игорь и Екатерина Стравинские И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа [Милан] [13 января] 26 января 1912 Посылаю Вам, дражайший из друзей, мой искренний и дружественный привет из, как Вы видите, Милана, где я провел несколько очаровательных дней с женой, которая также Вам усердно кланяется. Тщательно заранее вычитав из накупленных нами в Кларане книг и из Бедекера все, что имеется замечательного в сем граде и, обсудив, что можно осмотреть в три дня, мы тронулись в путь и, хоть поверхностно, но (высунув языки рыскали и частили город все эти три дня) все же высмотрели многое. Разумеется, не буду описывать в коротеньком письме моих (наших) восторгов по поводу миллиона произведений искусства, но скажу, что многое, к чему я приступал с некоторым предубеждением, оказало как раз обратное ожидаемому действие. Так, "все", разумеется, стремятся в Брера, миновав многочисленные залы, поскорее в комнату, где одиноко стоит Sposalizio (кажется, так пишется) Santi, я же нисколько туда не стремился, ничего кроме академической forza [силы (итал.)] от этого не ожидал, сильно обманулся. Оказалось как раз наоборот — forza была направлена как раз академией, но они по свойственной им толстокожести ее не чувствуют. Для них, что Santi, что открытки крашенные с него, очевидно то же самое — эти бесчисленные и (что ужасно) все лучше и лучше вопроизводимые "шедевры" становятся положительно моим кошмаром. Не раз я вспоминал нашего незабвенного, чудного Серова и пришел к тому заключению, что чем сильнее впечатление от произведения искусства получаешь, тем ревнивее ты должен охранять это первое впечатление от всяких покушений, на которые явно претендуют "художественные" произведения, а претендуют они на замену подлинного произведения собою — по крайней мере к этому стремятся. Маленькая фотография, приготовленная к тому же домашним способом, как мы с Вами это делаем, во сто крат больше нам скажет и напомнит нам наши переживания, чем дорогая какая-нибудь Medici-Druck. И все-таки, говоря совершенно откровенно, я имею один Medici-Druck, но куплен он не здесь и ничего общего с теперешней поездкой он не имеет — куплен он в Кларане и представляет из себя картину Фрагонара ("Поцелуй украдкой"), которую я совершенно себе не припоминаю (в красках, понятное дело) — конечно, я буду теперь бояться взглянуть на оригинал, ибо, верно, придется тогда мне расстаться с моей репродукцией. Буду кончать, ибо завтра надо рано вставать и ехать домой, а теперь довольно поздно. Весь Ваш И. Стравинский Наш сердечнейший привет Анне Карловне. Надеюсь, дорогой, что Вы не позабыли Вашего обещания [данного еще в Лугано (прим. И. Стравинского)] достать мне "Старые годы" за прошлый год (1911). Прошу Вас также настоять на том, чтобы Дягилев меня выписал, ибо я на свой счет к русским спектаклям приехать никак не могу, ибо денежно совершенно иссяк, а предпринял данную поездку в Милан лишь для того, чтобы силами не иссякнуть, ибо последнее время очень много работал и почти кончил первую картину целиком, то есть не только музыку, но и инструментовку, остался самый конец ("Выплясывание земли"). Если увидите Рериха — поклон ему от меня и скажите, что я, кажется, хорошо сочинил. Ваш И. Стравинский Я продолжаю усердно читать Ваши писания в "Речи" и в восхищении от того, что Ваш тон сильно переменился и Вы перестали деликатничать с теми, которые этого не понимают. “Недурная вариация из "Клеопатры"” в критике постановки "Орфея" меня привели в положительный восторг. По-моему, Фокин никогда больше не поднимется. Деньги и признание всему конец. Против их соблазна может устоять только какой-нибудь Тициан, Толстой и им подобные киты — не Михал Михалыч Фокин с его "Петербургской газетой". И. Ф. Стравинский — С. С. Митусову Кларан 28 января/10 февраля 1912 Степочка, мой милый друг, ты, верно, удивлен получить от меня письмо! У меня к тебе есть дело или вопрос, что ли. Дело такое. Тебе известно, что я написал одну картину к "Соловью" Андерсена тому два с половиной года. Утекло много воды с тех пор и я уже не совсем тот, что был, когда сочинял "Соловья". Но так как я его сочинял с большим чувством и сильно любя, что сочинял, то это вышло искренне и потому цельно. В этой картине есть один дух. Если бы я продолжал сочинять теперь ("чего быть не может" — как говорил в таких случаях покойный Гуревич), то… Поэтому я решил его не трогать и не продолжать. "Соловей" — это один из этапов моей музыкально-композиторской деятельности. Пусть же он останется таким, как был, и без переделок. Так как ты меня побудил к этому, то ты и расплачивайся, нося постоянно на себе клеймо его посвящения тебе. Понял! Я его посвящаю тебе! Но дело не в том; я решил его спрятать и, изредка пролистывая, вспоминать былое. Судьба решила иначе. Спрятать мне его не удалось. Наоборот: пришлось все это показать, то есть издать, ибо мне, как и всегда, деньги были очень нужны. Теперь вот что. Так как текст почти весь тобою составлен, то я хочу пропечатать твою фамилию целиком. Разрешаешь? Если да, то черкни словечко по адресу: Clarens (Suisse), Maison les Tilleuls. Впрочем, если ты мне сейчас же не ответишь на это письмо, то я напишу в издательство, чтобы твою фамилию пропечатали бы целиком. Авось, это вынудит (если ты против моего предложения), тебя написать мне письмо. Куплен "Соловей" Российским музыкальным издательством (то есть Кусевицким) и будет называться "Сцена из сказки "Соловей" Андерсена". Можно его исполнять в концерте — это куда лучше, чем в опере, которую я жестоко возненавидил (что отчасти и вызвало мое безоговорочное решение "Соловья" не продолжать). Вот и все. Как твоя жена и дети? Очень крепко тебя целую. Твой Игорь Если увидишь Рериха, кланяйся ему. Скажи, что усердно сочиняю. Пусть бы он мне написал бы письмецо. Эх, все вы меня, наверное, забыли, а быть может, и разлюбили. И Андрей тоже туда же! Посылаю тебе свой профиль, чтобы ты воображением своим дополнил бы себе face [физиономию (англ.)], — это будет тебе лучшим доказательством, помнишь ли ты мою физиономию или нет. Катя Вам обоим кланяется и спрашивает сколько у Вас детей? Я же, не спрашивая этого, просто, сколько бы их не было, заочно целую их. И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Кларан 2/15 февраля 1912 Дорогой, дорогой друг! Только что получил от мамы известие, что Дягилев не будет играть в Петербурге. Так-то нас встречает родина. Видно, как мы ей нужны — Театр "Литературно-художественного общества", как (кажется) именуется Малый театр, загнул такую невероятную цену, что Дягилев при всей своей гениальной изворотливости не мог ничего поделать! Поистине в России слово художественный надо понимать как иронию. Гнусные мелкие торгаши и злодеи — служат они лишь одной пакости, пошлости, подлости, Буренины, Суворины и прочая сволочь, от которой в России проходу нет — задыхаешься. С восторгом читаю Ваши прекрасные писания в "Речи" и бесконечно жалею, что мне так и не удастся увидеть французскую выставку. Конечно, Вы бесконечно правы — нельзя выпускать ни одного Гогена, ни одного Сезанна и прочих китов из России. Господи! Выиграй я значительную сумму (то, что называется 200 тысяч), я променял бы, как Вы говорите, "худшее на лучшее", то есть деньги на произведения искусства [Никогда, кажется, как сейчас, я не чувствовал столь сильно этой потребности выиграть 200 тысяч! Вот умер Милютин, оставив два с половиной миллиона — мимо! — не для Гогенов, а для военных госпиталей остались деньги! (прим. И. Стравинского). А выиграет их городовой, стоящий на Среднем проспекте, и закатит четырехэтажный дом, который будет блистать не менее, чем дом против Палкина, или выиграет их сам Палкин. Ничего, решительно ничего не поделаешь. Очевидно, это так нужно. Очевидно, жизнь имеет свои собственные законы, о которых мы понятия не имеем, и куда вечно устремленные взоры художника иногда кое-что улавливают. Меня преследует до сумасшествия эта разгадка — ведь это наивно, глупо! Не правда ли, а между тем не оторваться, стоишь перед замочной скважиной, присосавшись вплотную к двери, смотришь, смотришь и очень мало что видишь, несчастный, близорукий, — но никому меня не оттащить от замочной скважины! Целую Вас крепко. Ваш И. Стравинский Если Аргутинский в Питере, кланяйтесь ему от меня. И не забудьте поцеловать от меня ручки Анне Карловне. И. Стравинский. И. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 5 [18] февраля 1912 [...] не могу ручаться, что напишу об этюдах Стравинского (попрошу Беляева), так как ближайшие недели будут, вероятно, совершенно заполнены службой (проклятие мое!). [...] И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Кларан 15/28 февраля 1912 Дорогой друг. Только что прочел Ваше письмо о Чюрленисе и возгорелся сильнейшим желанием купить что-то из его произведений. Впрочем, это желание было у меня уже давно. Теперь же, прочтя Вашу статью, я увидал, что все-таки находятся такие умные и милые люди (ибо Вы не совсем правы в своих нападках на тех, которые не покупают Чюрлениса), которые дают возможность мне купить его. Согласитесь, что музеи и академии поступают великодушно. Только дело вот в чем — те произведения этого замечательного художника (к которому я издавна питал слабость), которые мне известны, то есть все то, что я видел до лета 1910 года и по репродукциям в "Аполлоне", наверное уже давно куплены, в выборе же из остальных, висящих на его выставке, я всецело полагаюсь на Вас, дорогой. Вы меня простите, что я Вам докучаю такой просьбой, но я решительно не знаю другого выхода. В крайности я иду до 300 рублей. Господи, только бы не прозевать и иметь мне Чюрлениса. Вы не поверите, до чего он мне близок и с каким я восхищением читал Ваши прекрасные строки о нем. Есть вещь, о которой я постоянно думаю и все как-то неловко поведать Вам о ней. Надо же решиться, наконец, ибо это шкурный вопрос. Вот что: в Больё Вы мне обещали еще подарить кое-что из Ваших работ по "Петрушке", и до сих пор они у меня не висят. Признаюсь, я сильно побаиваюсь того, что они расхвачены и что на мою долю, быть может, ничего не осталось. Это было бы ужасно. Дело в том, что я надеялся Вам об этом сказать при свидании в Петербурге, куда думал приехать к моим постановкам, но так как теперь все изменилось и неизвестно когда мы с Вами увидимся, то я решился об этом Вам написать. Не храните же упорного молчания, дорогой, — я давно жду от Вас письма. Целую ручки Анне Карловне. Весь Ваш И. Стравинский А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому [Петербург] [20-е числа февраля 1912] Дорогой друг, не упорствую я в молчании, а молчу просто потому, что превратился в машину, печатающую 100000 букв в минуту, кои буквы толкутся об истории живописи. Ох! Что из этого выйдет? [нрзб.]. Уж год работаю, а написал лишь половину первой части (всего будет четыре) — это потому, что часть постепенно превращается в частищу. Слишком много есть что сказать. Погибель моя! Тем не менее и несмотря на кандалы, последовал вызов г-на барона Дягилева (так он официально величается в Вене; я же там называюсь Hen Professor и даже Herr Doctor!) и […] побывал in der Kaiserstadt an der blauen Donau [в императорском городе на голубом Дунае (нем.)] [нрзб.]. Вернувшись же из Вены, застал Ваше милое письмо, увы, дошедшее до меня слишком поздно, ибо выставка уже закрылась и все вещи разбрелись. Однако, вещами Чюрлениса ведает Добужинский. По прочтении Вашего письма, я сейчас же позвонил к нему, но оказалось, что он в Москве. Мой совет Вам — напишите все, что Вы написали мне — ему (в Москве он пробудет три недели) и прямо просите оставить за собой ту или иную из поразивших и полюбившихся Вам вещей. Я думаю, сумма денег достаточная. На всякий случай назовите несколько вещей на выбор, но и так Вы не рискуете получить отказ, ибо Чюрленис ничего никогда не продавал, кроме как в прошлом году "Всадника". Может быть, еще теперь во время отсутствия (в Вене я был полторы недели) что-нибудь продалось, но и то едва ли. Зовут Добужинского Мстислав Валерианович, живет он в Москве, Каретный ряд, д. 4 (это, если я не ошибаюсь, у Станиславского). С Сережей мы налаживаем постановку "Празднеств" Дебюсси. Рискованное дело, но интересное. Дягилев [нрзб.], но усталый. "Армида" идет теперь при луне, и прибавилось (если можно так выразиться) еще несколько купюр — между ними обе картины: первая и вторая. — "Лебединое озеро" так обрезано, что превратилось в пудру, да еще дурно пахнущую, в которой барахтается Маличка. Еще полька не сгинула!!! Какие-то новые типы, а вообще чуть минорный тон. Огромная надежда на Ваш балет, который я ожидаю, как открытую форточку в накуренном купе! Лишь бы Фокин понял! Целую и обнимаю Вас, почтительно и сердечно целую ручку Вашей милой жены, которая и мне, и моей жене представляется очень близким человеком. Ну вот, дорогой! О "Старых годах" позабочусь. Ей-Богу. Совершенно предан Вам. Александр Бенуа И. Ф. Стравинский — Н. К. Рериху Кларан [21 февраля] 6 марта 1912 Дорогой Николай Константинович, пишу Вам несколько слов о нашем детище. Я неделю тому назад окончил первую картину целиком, то есть не только самою музыку, но и оркестровую партитуру. Хоть у нас оба действия имеют одинаковую длительность — первая картина все же в смысле работы представляет — добрых три четверти всей вещи, ибо темпы все бешеные, а следовательно, и писания масса. Думается мне, что я проник в тайну весенних, лапидарных ритмов и восчувствовал их вместе с действующими лицами нашего детища. Впрочем, виноват! На днях приезжает ко мне из Вены (после победоносных гастролей) Дягилев с Нижинским, о чем они уведомили меня телеграммой. Надо нам выяснить очень и очень многое. Если у Вас есть какие-либо вопросы, то напишите мне сию же минуту, дабы я мог передать Сереже их и вместе с ним обсудить. Во всяком случае торопитесь, ибо они приедут в самом начале марта старого стиля. Я очень прошу передать Степе, что можно быть свиньей раз, два — но зачем же до бесчувствия. Ведь, право же, нет никакой возможности получить от него письма — даже делового, как в данном случае. Я ему "писал" — пусть он не "отпирается". Весь Ваш Игорь Стравинский Сердечный привет от нас супруге Вашей. И. Ф. Стравинский — А. Н. Римскому-Корсакову Монтрё [22 февраля] 7 марта 1912 Милый друг! Только что получил "Аполлон" с приложением (Летопись № 3) и прочел критику Левинсона о книжке Светлова "Современный балет". Далеко не согласный со взглядами на современный балет Левинсона (по его статьям в последних номерах "Аполлона" прошлого года), я все же должен признать его безусловно правым в суровом осуждении содержания этой книги, вовсе не соответствующего ее внешнему виду. К критике Левинсона мне остается прибавить, что текст ее — роскошно изданная статья из "Петербургской газеты", и в этом вся беда. У нас немало врагов и сильных врагов, на стороне которых много правды, которые рады каждому художественному промаху [нашего предприятия (прим. И. Стравинского)]. И вот вместо того, чтобы понять это обстоятельство, чтобы самому увидеть недостатки и промахи и этим обезоружить врага, Светлов огульно всем восхищается — и в этом его вторая большая ошибка. Что же касается стиля его писания, то он мне напоминает скверные ученические работы второгодников в гимназиях. Просто противно! Вот и все! Тебя может удивить, что я тебе пишу это, да и вообще, что пишу тебе, но я знаю, что ты человек до некоторой степени объективный и поймешь то, что тебе лично чуждо. Не так ли? Господи! Вот уж два года, как мы с тобой не видались и не обменивались ни чувствами, ни мыслями, — а как бы я хотел тебя увидеть, сколько есть о чем поговорить. Я живу (в семье, разумеется), оторванный от всего, что бурлит и шумит, но зорко слежу и интересуюсь этим — это положение прекрасно. Ты, верно, уже знаешь, что я занят сочинением той вещи, которую я задумал после "Жар-птицы", русское название которой до сих пор еще окончательно не существует, а французское (прекрасное) гласит: "Les Sacres du Printemps". Я сочинил первую картину полностью (с инструментовкой) и сочиняю вторую картину. У нас сезон [в Париже (прим. И. Стравинского)] начнется 10 мая нов. ст., мое же новое произведение пойдет, верно, в конце сезона. Боже мой, какое счастье мне, когда я услышу это. Приезжай, дорогой, — только приезжай! Даже говорить ненадобно, а только послушать это. Кажется, я допустил некоторое самохвальство. Но если ты услышишь, то ты поймешь то, о чем мы с тобой должны поговорить. Как будто двадцать лет, а не два года прошло со времени сочинения "Жар-птицы". Неизменно твой Игорь Стравинский Кабак в Монтрё, где я за твое здоровье выпил два бокала "Munich", 1912, 7 марта. Мой адрес: Clarens, Maison "Les Tilleuls". И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа [Кларан] [29 февраля] 12 марта 1912 Пишу лишь несколько строк, дорогой друг, чтобы Вас сердечно поблагодарить за охотно исполненное поручение. Целую Вас. Вот Вам чек (на Ваше имя — дабы никто не мог его экспроприировать). Мы решили с Катей, что если покупать, то покупать уж весьма типичное, и потому выбрали черное солнце, как подходящее по цене, и вещь прекрасная, насколько память не изменяет. Приедете ли в апреле в Монте-Карло и в Париж? На днях еду к Сереже в Монте-Карло. Когда же Вы нас осчастливите дарением чего-либо из "Петрушки" Не позабыли ли Вы об этом? Весь Ваш И. Стравинский Сердечный привет от нас обоих Анне Карловне. И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Ницца [3] 16 марта 1912 Я сейчас на вокзале в Ницце. Пусть это тебя не удивит, родная Мусечка, ибо я вызван Дягилевым в Монте-Карло. Оттуда напишу тебе о делах своих. Пока Вас крепко целую. Гурушу поздравляю и жалею сердцем, что не поживем с ним летом. Твой Гима И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Монте-Карло [4] 17 марта 1912 Мусечка, ненаглядная, как обещал тебе — пишу. Меня сюда вызвал Дягилев, чтобы ознакомиться с моей музыкой, к тому же и переговорить со мной относительно многочисленных мелочей, связанных с постановкой моего нового детища. Ему и Нижинскому оно безумно понравилось. Самое неприятное только в том, что придется ставить Фокину, исключительно враждебно настроенному после "Петрушки" ко мне и к Бенуа (о котором он даже и слышать ничего не хочет… вот до чего!). Конечно, это очень для меня неприятная вещь, но дело в том, что она усугубляется еще одним и самым важным обстоятельством. Я считаю Фокина конченным художником, который быстро прошел свой путь и который заметно исписывается с каждой новой постановкой. "Шехеразада" была высшей точкой его достижений, а также (и следовательно) началом склона. Я присутствовал и видел все его постановки после "Шехеразады", как то: "Нарцисс", "Садко", "Призрак розы", "Петрушка"— и все это (за исключением отдельных моментов и кусков) неизмеримо ниже (inferieur) и слабее вдохновенного зрелища "Шехеразады". Это тем более досадно, что ведь переделки сочинений, написанных не для сцены, не составляли нашей цели — (but [но (англ.)] ), это было лишь вызвано необходимостью (слишком ничтожна была хореографическая литература — и нам, помышляющим о возрождении пластического искусства "движения", пришлось удовольствоваться на первых порах переделками: "Сильфиды" — Шопен, "Карнавал" — Шуман, "Клеопатра" — все, "Шехеразада" — Н. Римский-Корсаков, etc. etc.) Я рассматриваю эту эпоху переделок как необходимое зло, на котором долго немыслимо останавливаться — надо (вернее, хочется) создавать новые формы, о которых и не снилось злому, алчному и одаренному Фокину. Все это habilete [ловкость, умение (франц.)], от которой спасенья нет! Гениальности надо, а не habilete. К черту Глазуновых, Канов и прочих "больших мастеров", ни капли не двинувших и не дерзнувших проникнуть в тайны искусства. Habilete хороша при гениальности, но когда последней нет, то искусство получает лишь внешнюю красивость и неприятные (самодовольные) закругления (завершения). Не живое их творчество — мертворожденными оказываются и произведения их. Так и Фокин. В самом начале своей деятельности он казался необыкновенно передовым. При ближайшем же с ним (с его творчеством) знакомстве я (да не только я, а Дягилев и Бенуа и другие) увидел, что он в сущности совсем не нов и даже не стремится к этому. Это безусловно так — и при этом habilete опять-таки не хуже Петипа-старика. Ну вот, расписался. Сегодня или завтра уеду домой. Тут 6 Монте-Карло пойдет, наверное, "Петрушка", а может быть, и "Жар-птица". Без счета целую. Вчера выиграл 15 франков, а Дягилев — 220 — сукин сын! Ну что же делать. И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу Кларан 10/23 марта 1912 Дорогой Макс! Я получил от мамы письмо, из которого узнал, что ты ждешь выхода в свет "Петрушки", дабы с ним ознакомиться, и так как он уже в Петербурге и, кажется, уж поступил в продажу, то не поленись зайти в музыкальный магазин Российского музыкального издательства и взять (себе в собственность) оркестровую партитуру названного "Петрушки", попросив поставить мне на счет (открыв мне, кстати, его) и сообщив мой адрес (Устилуг Волынской губ.). Засим надеюсь, что ты меня еще не забыл и черкнешь два-три словечка, чему я был бы очень, очень рад. Поклон тебе, жене и поцелуй детям. Твой Игорь Стравинский живет в Clarens (Suisse), Maison "Les Tilleuls". Ф. И. Шаляпин — А. М. Горькому Милан 12/25 марта 1912 Страшно обрадовал ты меня, дорогой Алексей Максимович, твоим последним письмом. [...] Не столько рад я за Эдипа, сколько в огромном восторге от Васьки Буслаева. Вот это штука! Вот это вещь! Эх, черт побери, как хочется сварганить эту работу, какое несказанное спасибо тебе, мой дорогой Максимыч. У меня раскорячился ум насчет композитора! Глазунов едва ли возьмется писать, Рахманинов — мне кажется, у него нутро не такое — не подойдет он к Буслаеву. Есть такой молодой композитор — сын бывшего артиста Стравинского. Этот молодой человек кое-что уже написал и, между прочим, один балет под названием "Петрушка". Этот балет с огромным успехом давали в прошлом году в Париже. Я думаю притащить его к тебе — сначала, конечно, я позондирую почву и постараюсь понять, насколько способен этот молодой человек приступить к такой вещи, как Буслаев. Сейчас этот парнишка находится в Монте-Карло, и я ему черкну два слова, попрошу его, — если он может, — приехать сюда, в Милан. Словом, я в восторге!!! [...] И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Кларан 13/26 марта 1912 Дорогой! Ну что же? Купили? Я до сих пор не имею от Вас никаких известий! Извините, что надоедаю Вам. Вы, пожалуй, скоро начнете гнать меня ко всем чертям — вот привязался? Я только что из Монте-Карло, то есть не совсем только что, а уж неделю. Кажется, мое новое произведение не в состоянии будут поставить в этом (ближайшем) сезоне в Париже, ибо Фокин оказывается перегружен постановками "Дафниса", "Синего Бога", возобновлением "Жар-птицы" и репетициями ненавистного ему "Петрушки". Но об этом никому ни слова, ибо ничего не известно, пока Сережа с Фокиным об этом не переговорили. Мне лично, да и Сереже, не хочется, чтобы Фокин ставил, ибо он ничегошеньки из всей этой штуки не поймет. Кажется, Сережа обалдел от моих Sacralных "вдохновений". Такова уж участь моя! Весь Ваш Игорь Стравинский Поклон и сердечный привет Анне Карловне. И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве Кларан [14] 27 марта 1912 Глубокоуважаемый Николай Густавович! Только что получил два экземпляра оркестровой партитуры "Петрушки" и к удивлению своему не нашел приложенных к ней опечаток, о которых я своевременно написал [далее нрзб.]. Я сейчас же принимаюсь за корректуру клавира балета с тем, чтобы к маю он вышел. Я думаю, что хорошо бы еще издать также как […], так и пергаментный переплеты. Что Вы скажете на это? Получили ли Вы мое письмо? [далее нрзб. ] И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву Кларан [16] 29 марта 1912 Дорогой Сережа, только что получил письмо от Шмитта, касающееся вопроса, интересующего тебя. Он пишет, что "Саломея" шла в "Театр дез ар" в 1907 году с оркестром в 20 человек (!). Длилась она тогда час с четвертью. После этого он ее переинструментовал для большого оркестра [нрзб.]. И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Кларан 16/29 марта 1912 Мусечка! Сегодня получили от тебя письмо, в котором ты, между прочим, пишешь, что не согласна со мной относительно моего отрицания деятельности Глазунова и прочих столпов академизма. Действительно, я отрицаю, но при этом добавлю, что вовсе не отрицаю деятельности его и вклад в культуру доакадемического периода его (Глазунова) сочинительства. Из этого ты легко можешь увидеть, что я не слеп и чужд огульного отрицания. Что же касается академизма, как явления отрицательного, то ничего иного не нахожу, как постоянно кричать во все горло, что это есть неизбежное зло, данное или же ниспосланное свыше, чтобы явственнее светилось добро, но шею свою подставлять и находить это ценностью не стану. Твой всегда Гима Спросила бы ты как-нибудь по телефону Андрея, что значит, что он не откликается на мои письма — быть может, он не хочет со мной якшаться? На днях в концертах Колонна Пьерне играл "Фейерверк" и Колыбельную из В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому Москва 16—20 марта [29 марта — 2 апреля] 1912 [...] О "Петрушке" писать [в "Музыку"] уже нечего [...], а о "Жар-птице" можно дать только об инструментовке, ибо о музыке Вы уже писали, да и опять-таки не к спеху. P. S. Что из себя представляет Симфония Стравинского и можно ли ее просить у него? И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу Кларан 17/30 марта 1912 Милый Макс! Только что получил от тебя письмо. Спасибо за привет и желание меня видеть. Я сам очень бы хотел и было бы очень досадно не увидаться. В Париж мне трудно приехать, ибо у меня спешные занятия. А вот что! Из Берлина в Париж ты бы мог проехать через Швейцарию, заехав ко мне в Кларан, или на обратном пути из Парижа в Россию. Лучше первое, ибо я не знаю, буду ли я 10-го и после в Кларане — по всей вероятности, мне придется поехать в Монте-Карло на постановку "Петрушки" (числа 15-го апреля нов. ст. он там идет в первый раз). Рассуди и очень прошу приезжай. Непременно из Берлина напиши мне (чтобы скорее было "par express"). Ведь ты пробудешь несколько дней в Берлине? — судя по датам твоего приезда в Париж. Твой Игорь Стравинский P. S. Парижский адрес сообщи тоже. И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве Кларан 18/31 марта 1912 Многоуважаемый Николай Густавович. Получил шесть листов "Erratuma" [списка опечаток (лат.)] и все же не знаю, приложены ли они к партитурам в русском издании, поступившим, как Вы мне писали, в продажу — Вы мне, конечно, на это ответите так же, как и на другие вопросы, заданные в последнем моем письме. Усмотрел в приложенном Errata ошибку (к сожалению), которая в присланной партитуре мною не замечалась. Жду ответа на все письма. Искренне симпатизирующий Вам Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону Кларан 20 марта/2 апреля 1912 Многоуважаемый Борис Петрович, получил Вашу ответную телеграмму и только обеспокоился, что партии не будут готовы […]. "Жар-птица" должна идти в конце апреля в Монте-Карло. […] Как это знать заблаговременно. [...] Вы мне телеграфируйте, что высылаете партитуру. […] Я ничего решительно не знаю, что делается. Вы мне ничего не писали. Не могу скрыть от Вас мое волнение. Если партитура окажется вышла, то пришлите мне, пожалуйста, тоже. Искренне уважающий Вас Игорь Стравинский М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Берлин 21 марта [3 апреля 1912] [...] Получил твою открытку, а также от Игоря: зовет меня к себе: но это будет безумие. [...] И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Кларан 22 марта/4 апреля 1912 Дорогой друг, встаньте, ради Бога, если это возможно! Спасибо Вам все же за то, что, наконец, откликнулись. Счастливцы! Будете жить в Венеции! Мы с женой после парижского сезона тоже думаем заглянуть туда. Надеемся увидеть Вас там (если только мы не поедем вместе с Вами в Венецию, ибо Вы, наверное, приедете в Париж для постановки "Празднеств", мысль о которой Дягилев вовсе не намеревается оставить). С величайшим нетерпением ждем момента, когда встретимся глазами с Черным солнцем, за которое мы Вам бесконечно признательны. Спасибо дорогой! Уж, видно, судьба мне такая — все надоедать Вам. Опять вот что: перво-на-перво — что "Старые годы"! Я безумно боюсь, что не получу их за прошлый 1911 год, ибо есть объявление, что ни одного экземпляра за прошлый год не осталось — вся надежда на Вас, дорогой! Второе — это, что Чюрлениса лучше всего отдать маме моей на Крюков канал, дом № 6—8 (там, где Карсавина, только этажом ниже), а мы уж ей напишем как распорядиться. Хорошо ли будет вставить под стекло или нет? Как думаете? Третье — это, что мы с женой медленно и верно разоряемся, покупая картины. На днях купили две вещи: одна — это рисунок, фотографию с которой я Вам посылаю вместе с этим письмом, дабы спросить Ваше мнение о художнике, подпись которого на этом рисунке гласит: "C. J. Torner. 74", верно, 1874, но кто этот Torner — Бог его знает! Вторая вещь — это чудная гравюра Дюрера 1565 года — "Адам и Ева", вещь фантастическая — (очень известная), но это отпечаток, который продан за подлинник (хочется верить), уж очень хорош. Если в Париже увидимся, я Вам там его покажу. За каждую из этих вещей заплатил по тридцати франков. Затем куплена гравюра Хогар-та с его же картины "The Election. I-An entertainment" (Sir John Soane Museum, London) за пять франков, и еще разная мелочь. Вот! На днях отправляю в печать клавир "Петрушки". Неужели же он, наш "Петрушка", выйдет без Вашей обложки? Ответьте мне, пожалуйста, что мне сказать издательству на это. Кстати, о "Петрушке". Спасибо за обещанный костюм, но я мало надеюсь на это, ибо обыкновенно все эти вещи бесследно пропадают у портных и портних в особенности. Совершенно согласен с Вашим мнением о ведении антрепризы Дягилевым на 3000 расстоянии со своими сотрудниками, но предостерегаю Вас от пагубного отчаяния относительно балета, ибо балет и Фокин — не одно и то же. Искусство Фокина cest une beaute trop facile [эта красота слишком легковесна (франц.)] (то есть было), он теперь просто trop facile без beate [слишком легковесен без красоты (франц.)]. Целую Вас крепко и ручки Анне Карловне. Ваш Игорь Стравинский. Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 22 марта [4 апреля] 1912 [...] о Симфонии Стравинского постараюсь узнать. [...] И. Ф. Стравинский — Н. Т. Струве [Кларан] [25 марта] 7 апреля 1912 Глубокоуважаемый Николай Густавович, прежде всего Христос Воскресе! Ибо сегодня Светлое Христово Воскресение. Передайте, пожалуйста, наш привет и поздравление Вашей супруге. А теперь пишу о делах. Я Вам отправил клавир "Петрушки", который следовало бы [нрзб.]. За страшною работой, которая у меня не переводится, я пропустил очень много ошибок и потому [нрзб.]. Быть может, Вы найдете возможным соединить эту корректуру с Бихтеровскую — тогда соедините! [...] Я даже попрошу Дягилева поместить в программах Русского балета объявление о том, что "Петрушка" вышел в свет и продается у Маха. Что касается обложки, то я думаю лучше всего сделать ее из картона серого цвета […]. Я писал Бенуа о том, чтобы он выслал рисунок Фокусника. […] И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу Кларан 25 марта/ 7 апреля 1912 Дорогой Макс. Очень, очень буду счастлив тебя увидеть и дружески обнять тебя. Я при всем желании, если бы даже временем пожертвовал, не могу приехать, ибо очень стеснен в денежном отношении. Ты подумаешь, что это вздор, но это так бывает со мной иногда, слава Богу, не так уж часто. А тебе все равно ехать в Петербург и разницы в цене не составит. В Монте-Карло я поеду, верно, через неделю или около того, то есть не раньше субботы. Целую тебя крепко и ожидаю с нетерпением. Твой Игорь Стравинский Если приедешь — получишь подарок, которому будешь рад, если же нет — то шпиль с кукишем. И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону Кларан 28 марта/10 апреля 1912 Глубокоуважаемый Борис Петрович! Теперь я имею всю "Жар-птицу", вероятно, она получена [в] театре и в Монте-Карло. Послали ли Вы и клавир дирижеру Монтё, как я Вас просил? Напишите мне сейчас же, когда могут быть готовы голоса и как Вы думаете устроиться в случае [нрзб.] в печатанном виде. Я Вам прислал свой портрет, а Вы мне своего не прислали. А это следовало бы тоже сделать. Буду очень рад получить его. Искренне уважающий Вас Игорь Стравинский Я забыл Вам написать, что я очень и очень одобряю издание "Жар-птицы", даже желтый цвет и тот очень скромен и благороден. Летом я постараюсь сделать с финалом "Жар-птицы" то же, что я сделал с Колыбельной. И. С. М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг Париж 29 марта [11 апреля 1912] [...] От Игоря получил очень нежную открытку. Жалею, что не могу ее повторить. [...] И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве Кларан [30 марта] 12 апреля 1912 Многоуважаемый Николай Густавович! Вчера я Вам послал лист Errata с отмеченной ошибкой. Быть может, удастся отпечатать заново этот лист, ибо ошибка (вернее две) очень достаточная? Ведь наверное еще ни одного экземпляра не сделано у Ваших представителей, куда Вы разослали "Петрушку", и было бы вполне возможно заменить неверный лист верным — а, быть может, обождать с этим немного, пока пройдут все репетиции в Монте-Карло, дабы занести и новые, если таковые имеются. Завтра я еду в Монте-Карло, где пробуду до мая. Напишите мне. Искренне Ваш Игорь Стравинский О количестве представлений "Петрушки" извещу Вас непременно и пришлю программы. В первый раз он идет 18-го апреля в четверг. [нрзб.] Когда думаете прислать мне (после Бихтера, которого надобно поторопить) последнюю корректуру моего "Петрушки"? Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 31 марта [13 апреля] 1912 [...] Огромнейшее Вам спасибо за драгоценный подарок, хотя и последовавший предметом неких разочарований — оказывается, написав свою заметку по корректуре, я массу наврал в своих фантазиях; здесь ремарки очень подробны, тогда как там были лишь общие указания, но [нрзб.] конец там был лучше: здесь какая-то туманная философия с тенью Петрушки, там — сие яснее и убедительнее! "Да здравствует жизнь"; по-моему это даже философичнее. [...] К. А. Сомов — М. Г. Лукьянову Больё 5/18 апреля 1912 [...] Вчера был на репетиции "Петрушки". Это была генеральная. Дали его два раза подряд, так как в первый раз не все удалось. Вещь очень поразительная, в высшей степени курьезная. Музыка сложнейшая, живая, шумная, очень странная музыка настоящего прекрасного музыканта. Новатора, но не гения! Костюмы одна прелесть, и каждый отдельно, и вместе […] общим ярким и смелым пятном. На сцене мамки, кучера, лакеи в ливреях, цыганки, маски. Действие зимой на балаганах. Мне только не понравился сюжет, слишком несложный с одной стороны, и в то же время не очень понятный — русская гофманщина. Исполнение великолепное: Нижинская — Кукла, героиня, Нижинский — Петрушка и Кочетовский — Арап. Нижинская опять превосходно танцует. Во втором действии у ней и у Кочетовского pas des deux очень интересно поставлено как гротескное кукольное подражание классическому pas des deux. В театре было уютно, темно, народу было немного — все приверженцы русского балета — иностранцы и русские. Так как репетиция назначена была рано, то я не успел бы пообедать дома и решил пообедать в Монте-Карло. Идучи в ресторан, встретил Дягилева, Стравинского (автора "Петрушки") и Нижинского, тоже идущих обедать. Стравинский очень мне обрадовался, меня познакомил с Нижинским и предложил идти вместе обедать. Я понял сразу, что я им нужен, и действительно за обедом Стравинский, вдохновленный старыми русскими обрядовыми песнями, повел речь о новом будущем своем балете, в котором он хотел бы [видеть] меня сотрудником в сценариуме и, конечно, автором декораций и костюмов. [...] И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской [Монте-Карло] [6] 19 апреля 1912 Миленькие мои! Вчера сыграли в первый раз "Петрушку", который имел огромный и оглушительный успех. Он пройдет здесь еще три раза, а затем будут играть "Жар-птицу". В общем, остаемся здесь до 5 мая (нового стиля), а потом в Париж. Я, верно, уеду 1-го или 2-го в Кларан; еду через Геную, где хочу [на] денек остановиться, только не для Сатро Santo. До свидания. Ваш Гима Мой адрес: Monte-Carlo — Beausoleil, Hotel Olympia. Здесь играли "Петрушку" вчера и проиграли сегодня 30 франков.. В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому Москва 10 [23] апреля 1912 [...] Относительно Симфонии Стравинского: я не только хотел узнать о ее качествах, но также интересовался — как ее раздобыть? Нужно ли мне обращаться к самому Стравинскому в Кларан, или без этого можно достать в Петербурге? Присылайте по этому поводу руководящие наставления. [...] Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому [Петербург] 11 [24] апреля 1912 [...] О Симфонии Стравинского он мне дал такие сведения: она находится в собственности Андрея Николаевича Римского-Корсакова и имеется лишь в одном экземпляре, причем, где ее партии он не знает, я же полагаю, что они составляют собственность Придворного оркестра, откуда, быть может, Вам удастся их получить путем сношений с Варлихом [...]. Что писать о "Жар-птице", ей-ей, не знаю, не вдаваться же в описание фокусов Стравинского с флажолетами и т. п. штуками. С одной стороны, это требует целой монографии, с другой, инструментовка "Жар-птицы" есть еще лишь развитие корсаковских приемов, гиперболически изощренных, но настоящей инструментальной физиономии, как в "Петрушке", Стравинский там еще не имеет. [...] Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 17 [30] апреля 1912 [...] посылаю Вам не две заметки, а целых четыре (Добровейн, Юрасовский, Асафьев и сюита Стравинского) [...]. И. Ф. Стравинский — Н. И. Забеле-Врубель [Париж] [17 или 18/30 или 31 мая 1912] Приветствую Надежду Ивановну и Анну Александровну, и прошу извинить, что не пришел в 3 часа, как обещал; скандал, разразившийся вокруг удивительного произведения Нижинского, потребовал моего присутствия на многочисленных собраниях нашей дирекции. Мой адрес: 35, Rue Cambon (тел. 144-99). Если я пробуду еще дней пять в Париже, то смогу придти к Вам. Я сам не знаю, когда уеду — быть может, сегодня вечером, быть может, завтра. Мой маленький племянник, которого я очень люблю, умирает в Вене, где находится моя жена. Получаю отчаянные телеграммы. Весь Ваш Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — Н. И. Забеле-Врубель Париж [19 мая] 1 июня 1912 Глубокоуважаемая и дорогая Надежда Ивановна! Приходите сегодня с Анной Александровной в Шатле, у меня будет ложа. Играют "Жар-птицу", "Фавна", "Тамару" и "Призрак Розы". Жду Вас. Целую ручки. Ваш Игорь Стравинский Спросите в контроле ложу Стравинского, при входе в театр у кассы, ибо я не знаю номера. И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 5 [18] июня 1912 Многоуважаемый Владимир Владимирович! Очень извиняюсь, что до сих пор не ответил на Ваше любезное письмо от 2 мая, но я наполовину виноват в этом, ибо письмо, адресованное в Кларан, меня там не застало — я был в Париже, куда его переслали и где оно пролежало дней десять у Равеля, к которому я направил всю свою корреспонденцию — он берет всю вину в промедлении на себя и просит Вас об этом уведомить. После сего длинного вступления приступаю к делу. Во-первых о "Петрушке": никакого разрешения Павловским концертам на исполнение "Петрушки" не давал, также как и не запрещал; не знаю также, обращались ли они к моему издателю или нет. Что же касается Сараджева, то я с удовольствием дам ему разрешение на исполнение "Петрушки" — только должен Вас предупредить, что партии еще не готовы и исполняли мы в Париже (также как и будут исполнять в Лондоне) по корректурным оттискам. Будут они готовы в конце лета — так что если Вы имеете возможность поставить "Петрушку" в конце летнего сезона, — то в добрый час. Я сам теперь займусь корректурой голосов, ибо до сих пор был чрезвычайно занят сочинительством. Сюиты из "Петрушки" я не делал — "Петрушку" можно исполнять как симфонию — подряд все четыре картины — в случае же, если кого-либо из устроителей концертов стеснят последние страницы пантомимического характера, то на это имеется особое окончание (после сцены "Ряженных"), которая прилагается к партитуре и партиям для концертного исполнения произведения. Если же Вы хотите знать мое откровенное мнение — то извольте: "Петрушку" надо исполнять от начала до конца без единой купюры, изменения или особого окончания. Я долго думал об использовании этого сочинения для концертной эстрады и теперь пришел к этому выводу. Теперь о Симфонии. Я, право, не знаю, что Вам на это сказать. Стесняться я ее вовсе не стесняюсь — это мой первый opus — есть несколько милых кусочков, все же остальное сыро, как глазуново-чайковский стиль и инструментовка официальна. Это не само по себе интересно, а интересно как документ, чтобы лишний раз показать, как не следует сочинять. Если Вы этого всего не боитесь, то играйте ее. Самое лучшее, если Вы обратитесь к Штейнбергу, он знает, где она находится, что же касается партий, то они или в Петербурге, или по дороге в Устилуг, где я теперь живу. Если Вам голоса Симфонии понадобятся в июне, то я Вам их сам вышлю — к тому времени выяснится, где они находятся. Простите за небрежное письмо и фамильярный стиль его. Когда ко мне обращаются лица из художественно-артистического мира, мне неловко держаться официального тона и я впадаю в противоположную крайность. Искренне уважающий Вас Игорь Стравинский Жду ответа на это письмо. С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому Лондон [7] 20 июня 1912 Поздравляю с большим успехом "Жар-птицы" в прессе. Наилучшие пожелания. Дягилев И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Устилуг 8/21 июня 1912 Дорогой друг, Александр Николаевич, вот я и в Устилуге, а Вы в Венеции, и оба мы далеки от сутолоки города. Этот раз я очень утомился от Парижа. Все мы изнервничались до последнего предела. Я положительно считаю, что таких длинных сезонов, как этот (один месяц) более не следует устраивать — это во-первых, во-вторых, не следует давать таких вещей, как "Синий Бог" и "Тамара" (при свидании расскажу о "Тамаре"), что касается "Синего Бога", то эта вещь, которая никому не удалась, и была зеленой скуковищей; в-третьих, не следует так скандалить и грабить, как Фокин (уж если грабишь, то грабь за хорошее сочинение, как например, за "Дафниса"); в-четвертых, не следует давать столько заказов одному Баксту (как бы талантлив он ни был), ибо зачем же губить художника и дело […]; и в-пятых, не следует более никогда иметь дело с Астрюком. Вот в кратких словах то впечатление, которое я вынес от сезона 1912 года. Что год грядущий нам готовит? Об этом мы переговорим в Венеции, куда я приеду в конце лета, по всей видимости. Теперь вот что. Вопрос об авторских правах за мои сочинения сильно подвинулся, а за "Петрушку" решен в положительном смысле, ибо "Петрушка" издан в Берлине и потому рассматривается как немецкое сочинение, а потому деньги должны быть уплочены немедленно. Как Вам известно (ибо условие мы с Вами подписали), Вам была уплочена 1/8 моего гонорара, ибо Вы были половинным автором либретто. Ныне это изменено в Вашу пользу и Вы будете получать 1/6. Дело в том, что по глупейшему usage [обычаю (франц.)] в Париже [балетмейстеру] полагается уделять 1/3 гонорара (и Фокин, получив за "Петрушку" 25000, конечно, не согласился бы уступить и этого гонорара), почему бы обязаны были, хоть и не 1/3 (ибо это уж слишком, тем более, что мизансцены не его), но все же что-нибудь уступить ему, что мы сделали, написав новые условия, причем я за Вас подписался — но для того, чтобы это вошло в силу и мы бы получили немедленно с Вами деньги, надо, чтобы Вы написали в Общество писателей буквально следующее письмо г-ну Уполномоченному директору Балло: 17 ноября 1911 (эту дату не изменяйте; Балло сказал, что так надо) Господин директор, настоящим подтверждаю Вам свое согласие с моими сотрудниками г-ном Стравинским и г-ном Фокиным в отношении либретто и распределения долей (2/12 Фокину, 2/12 мне и 8/12 Стравинскому) нашего балета "Петрушка", который вручен Вам в руки под расписку. Ваш и т. д. Убедительно прошу Вас тотчас же отправить ему такое письмо, ибо без этого я (да и Вы) не могу получить следуемых сумм, которые мне до зарезу нужны, ибо я сижу без копья и весь в долгу, как в шелку. Целую и обнимаю Вас крепко. Черкните словечко [чтобы я знал, когда я получу деньги, ибо, повторяю я всецело в этом смысле связан с Вашим письмом в Общество (прим. И. Стравинского)]. Ваш адрес узнал по телеграфу у "Речи", не ручаюсь за достоверность. Ваш без остатка Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Устилуг 21 июня/4 июля 1912 Дорогой друг, на днях получил Ваше письмо. Очень Вам благодарен за немедленное исполнение моей просьбы. Чтобы получить Вам следуемые за исполнение "Петрушки" деньги, благоволите обратиться в Paris, M-r lagent directeur Ballot, 12, rue Henner (Societe des auteurs dramatique), прося его переслать деньги, следуемые Вам, по Вашему адресу или verser dans votre Banque [перевести в Ваш банк (франц.)], если у Вас таковой имеется; вот и все. Напишите мне, дорогой, до какого времени Вы будете в Венеции (или около Венеции), и когда уедете в Питер. Мне это очень важно знать, ибо мне необходимо с Вами повидаться до зимнего сезона. У меня есть много мыслей, о которых хотелось бы поведать Вам и — кто знает, быть может, сочиним опять что-нибудь с Вами вместе. Я как уже говорил в Париже Аргутинскому об этом (то есть о желании сочинить что-нибудь с Вами) ires vaguement dailleurs [весьма туманно (франц.)]. То же самое могу сказать и Вам. Я, или мои мысли, вертятся в некотором кругу, окружность коего касается то фантастического фарфора (китайского) XVIII века, то области Венецианова с ее патриархальной жизнью — пейзажами, клунями, снопами, желтым солнцем. Как видите, сюжеты очень differents [разные (франц.)]. Первый, несомненно, носит в себе элементы dune certaine, soil disant agitation [некоторой, так сказать, ажитации (франц.)], тогда как второй cest le calme lui-meme [есть само спокойствие (франц.)]. Но все это мечты, которым, Бог знает, удастся ли осуществиться. Это, так сказать, первое, что пришло мне в голову, когда я снова захотел работать с Вами. С другой стороны, "меня преследуют мечты" сделать что-нибудь очень большое и вот почему мне просто необходимо с Вами повидаться — я верю в то, что Вы мне поможете. Пишите, дорогой, мне в Устилуг Волынской губернии и кланяйтесь от нас обоих Анне Карловне. Весь Ваш Игорь Стравинский P. S. Sacre еще не совсем окончен. Буду теперь его кончать. До свидания. И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 22 июня/5 июля 1912 К моему великому сожалению я потерял Ваше первое письмо и я решительно не могу вспомнить Вашего имени отчества (вернее второго), чем и объясняется отсутствие обращения в начале письма. Буду Вам крайне благодарен, если пришлете мне Вашу визитную карточку или черкнете по этому поводу (или, быть может, по какому-либо другому) письмецо. Теперь отвечу на Ваше последнее письмо. 1) Я все же не теряю надежды, что "Петрушка" (партии) выйдут до августа — в случае же [если] фирма не поспеет их приготовить к августу, я спрошу у Сергея Павловича Дягилева их, ибо к этому времени кончатся лондонские спектакли и в голосах "Петрушки" минует надобность. 2) Что касается Симфонии, то голоса ее находятся сейчас у меня, партитура же ее в кабинете покойного Николая Андреевича Римского-Корсакова, которому я ее посвятил и рукопись коей подарил. Сообщаю Вам адрес Римских-Корсаковых (летний), ибо мне по некоторым обстоятельствам представляется не совсем удобным лично обращаться к ним (но, надеюсь, этого Вы не упомяните, сославшись на мое разрешение на исполнение Симфонии). Вот адрес: Станция Плюсса по Варшавской железной дороге, имение Любенск, Андрею Николаевичу Римскому-Корсакову или же Максимилиану Осеевичу Штейнбергу. 3) Что касается "Фавна и пастушки" — то почему же бы его и не спеть? Только кому поручить? Вот в чем вопрос. Я никого не знаю в Москве, а в Петербурге вот уже три года я не был и многое, быть может, переменилось за это время. Лет шесть тому назад пела эту вещь Петренко в Русских симфонических концертах, но ее надо выписать специально для этого и вдобавок заплатить не менее 100 рублей. Попробуйте обратиться к Неждановой — она хотела петь это в этом году в Москве, быть может, согласится — хотя сомневаюсь. Не знаю известно ли Вам, что с месяц тому назад вышли две новых песни моих на слова Бальмонта: 1) "Незабудочка", 2) "Голубь". Я подумал, что если с "Фавном и пастушкой" выйдет осложнение, то можно было бы исполнить имеющиеся у меня романсы в виде вокального отделения: 1) "Весна", 2) "Росянка", 3) "Пастораль", 4) Два Верленовских, 5) Два Бальмонтовских — хоть они написаны для разных голосов, но все это можно привести к одному. А впрочем, все зависит от того как составится программа — об этом мы еще потолкуем. Голосов сюиты у меня нет — партитуру же могу Вам прислать. Голоса, кажется, находятся в Беляевском комитете. Вы меня спрашиваете вторично, не соглашусь ли я дать автобиографический или автохарактеристический материал. Я нарочно в прошлом письме умолчал об этом, надеясь, что Вы этого не заметили, но так как Вы настаиваете на этом, то не могу не ответить. Мне очень это не по душе, и хоть и неприятно Вам отказывать, зная, что Вы "с серьезными намерениями ко мне прибегаете" (как сказано у Пруткова), все же должен сказать, что я решительно отказываюсь от этого так же, как и от интервью хотя бы самого высокого полета. Не будьте на меня за это в претензии. Единственное, что я могу сделать, — это указать Вам на сравнительно недурную статью, появившуюся 15 мая нового стиля в парижском S. I. M., которая, быть может, Вам пригодится, если будете писать обо мне. Если Мясковский сделает анализ того или другого моего произведения, то я готов его авторизовать, как говорится — готов, если хотите, прислать какую-либо карточку свою, автограф, словом — что хотите, только не просите меня писать о себе. Искренне уважающий Вас Игорь Стравинский Могу Вам сообщить для сведения, что только что вышел в свет четырехручный клавир "Петрушки". Не знаю наверное, но очень вероятно, что я приеду с женой в Москву к репетициям и концерту из моих сочинений. Буду очень рад познакомиться с Вами. У меня есть некое сочинение. Называется оно не то хор, не то кантата "Звездоликий", в напечатании которого мне было отказано фирмой Российского музыкального издательства. Эта вещь написана для мужского хора с оркестром, я скоро кончу оркестровку и, если Вас интересует, я могу ее прислать Вам для исполнения. Но предупреждаю, что вещь эта столь же трудна, сколь и коротка. И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа Устилуг 2/15 июля 1912 Дорогой друг. Спешу Вас уведомить, что в Обществе драматических и музыкальных писателей в Париже не все благополучно, ибо мне предлагает оно столь малые деньги, что я послал письмо с протестом и просьбу пересмотреть расчет. Поэтому не принимайте от них денег или напишите также протест. Мы получили за спектакли от 30 до 40 тысяч, что составляет 2400—3200 сбору в пользу автора (по 8 %) — за "Петрушку" 2/5 этого [нрзб.]. "Петрушка" имеет два действия (так заявлено), при том, что спектакль состоит из пяти действий. Таким был в 1911 — четыре, а в 1912 — пять. Сами судите, можно ли мне предлагать 2300 франков Ваш Стравинский И. Ф. Стравинский — Н. Н. Врангелю Устилуг 4/17 июля 1912 Многоуважаемый Николай Николаевич! Простите, что беспокою Вас просьбой, не будучи лично с Вами знаком, но давнишнее знакомство с Вашими художественными трудами, сочувствие и глубокое уважение к Вашей культурной деятельности дают мне смелость обратиться к Вам, как знакомому мне лично общественному деятелю. Дело вот в чем. Я давно состою подписчиком "Старых годов". Живя последние года почти безвыездно за границей, я также получал их; но вот в 1911 году я как-то упустил из виду срок подписки на ежемесячник и лишился целого года "Старых годов". Я просил Бенуа помочь мне достать этот годовой экземпляр и он обещался, но усиленные занятия Александра Николаевича постоянно отвлекали его от этого дела. Просил я также и Владимира Николаевича Аргутинского-Долгорукова при моем последнем свидании с ним нынче весной в Париже — он меня направил к Вам. Судите сами, многоуважаемый Николай Николаевич, что мне, как "любителю искусства и старины", ничего иного и не оставалось сделать, как последовать совету Аргутинского, что я и делаю. Но, к сожалению, я на этом остановиться не могу и за первой просьбой следует вторая, в которой, если у Вас есть какая-либо возможность, прошу мне не отказать — это просьба достать мне также и первый годовой экземпляр "Старых годов". Я не знаю, что это считается на рынке, но желание мое так сильно, что я готов, как видите, произнести и эту нелегкую просьбу. Быть может, в редакции и найдется для меня один экземпляр. Попытка не пытка! Буду Вам бесконечно признателен, хотя бы за скорый ответ на это послание. Мой летний адрес: м. Устилуг Волынской губернии, Игорю Федоровичу Стравинскому. Искренне уважающий Вас Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 8/21 июля 1912 Глубокоуважаемый Владимир Владимирович, только что нашел Ваше первое письмо, где имеется указание на Ваше имя и отчество. Пользуюсь случаем, чтобы исправить пробел в прошлом письме. Получили ли Вы его, кстати? Прошу Вас оказать мне протекцию или выяснить вопрос, почему я перестал получать "Музыку"? Последний номер, который я имею, от 20 июня. Искренне уважающий Вас И. Стравинский Г. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому Москва 9 [22] июля 1912 Многоуважаемый Игорь Федорович! Сегодня получил Ваше письмо на имя брата и спешу ответить. 10-го мая брат захворал и пролежал в постели около 6 недель. Болезнь его чрезвычайно измучила. Теперь неделю как он уже поехал отдыхать в Швейцарию и вернется в Москву не ранее сентября. Справлялся в Музыкальном обществе и оказывается, что они уже исправили свою ошибку и послали деньги Вам в Устилуг. Одновременно с этим письмом посылаю Вам почтовым переводом 200 руб. в счет тех 500 руб., которые Вы должны получить в случае продажи 500 экземпляров клавира "Жар-птицы". Полагаю, что раньше, [чем] через 2—3 года этот момент вряд ли наступит. По Вашему совету послал Дягилеву и просил прислать необходимые нам деньги. Насколько мне помнится со слов брата и переписки его с Вами, Дягилев должен был платить 50 руб. за представление, причем эта плата предусматривалась издателю как прокат материала, а не как поспектакльная плата, причем отчасти этим возмещалась монополия Дягилева и отчасти поощрялось наше издательство к тому, чтобы материал был Печатный. Теперь, судя по Вашему письму последнему, Вы выставляете как будто иной принцип, а именно, что в таком случае плата взимается как поспектакльная тантьема, каковая по Вашему мнению должна делиться попалам […] автором и издателем. Так ли я Вас понял? И если так, считаете ли Вы, что в других случаях в будущем поспектакльная плата будет делиться пополам? Не могли бы прислать мне копию с Вашего соглашения с Дягилевым? Это для нас крайне важно, так как только имея в руках полный текст Вашего соглашения с ним мы можем знать какие права принадлежат нам. Укажу Вам примеры. К нам были два запроса из Лондона и Парижа, в которых требовали полные оркестровые партитуры балета. Мы отказали, ссылаясь на монополию Дягилева. Юридически мы ничем не связаны, но мы не знаем, насколько связаны Вы. Представьте себе, что мы продадим один экземпляр за границу в чьи-то руки. Через несколько дней балет там могут поставить вопреки монополии Дягилева, так как, например, Англия охранять права русских композиторов и издателей не будет. А Дягилев может на этом основании отказаться уплатить по 50 руб. за представление. Наконец, у нас сложилось мнение, что Вы связаны до 1915 года, но желательно точное число. Может быть, до 1 января 1915 года? Если в Вашем договоре есть детали, которые Вы не желали бы нам сообщить, так как они нас совершенно не касаются, то ведь Вы их в копии можете пропустить. Всего хорошего. Искренне уважающий Вас Г. Юргенсон А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой Монтрё 18/31 июля 1912 [...] После врача я отправился еще дальше и доехал до Кларана — летней резиденции Игоря Стравинского. Все это очень милые места, но слишком модные и шумные. [...] И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 20 июля/2 августа 1912 Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Только что отправил Вам голоса Симфонии и оттиск корректуры "Фавна и пастушки" (не могу доискаться рукописи). Что касается "Звездоликого", то пришлю его как только кончу (думаю через неделю, а, быть может, и скорее) инструментовку, над которой работаю и день и ночь. Относительно романсов Вы совершенно правы. Вчера послал телеграмму в Берлин с запросом о голосах и о появлении в свет (в России) клавира "Петрушки". Ежели он Вам очень нужен сейчас, то могу его Вам одолжить. Напишите. Как только получу из Берлина ответ, извещу Вас об этом и о шагах, которые я намерен предпринять. Преданный Вам И. Стравинский Оркестровую партитуру "Петрушки", ежели у Вас нет, тоже одолжу. Что касается автографа, то какой-нибудь пришлю Вам, портрета же нет — если хотите домашние снимки — один с Дебюсси, а другой — я один — то извольте, вышлю. И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 21 июля/3 августа 1912 Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Только что получил телеграмму из Берлина, что время выхода в свет голосов "Петрушки" "unbestimmt" [неопределенно (нем.)] и что на складе имеется лишь 25 экземпляров клавира, русской же обложки — для Российских магазинов — еще не имеется. Я сейчас же послал телеграмму в Лондон к С. П. Дягилеву, прося его прислать мне голоса "Петрушки". Посмотрим, что он на это ответит. Почему я не получаю "Музыки", я уже спрашивал Вас об этом, но Вы ничего не ответили. Преданный Вам И. Стравинский Забыл Вам написать в прошлом письме, что "Звездоликий" — единственное мое хоровое сочинение. И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому Устилуг 26 июля/8 августа 1912 Любезный Владимир Владимирович! Вместе с этой открыткой посылаю Вам заказной бандеролью оркестровую партитуру и клавир "Звездоликого". Отправил вторую телеграмму Дягилеву о присылке голосов "Петрушки". Как только получу ответ, извещу Вас телеграммой. 83 и 84 номера "Музыки" до сих пор не получил, а 85-й на днях получил. Не затерялись ли они на почте? Во всяком случае, буду очень признателен за присылку их. Искренне уважающий Вас И. Стравинский Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому Петербург 26 июля [8 августа] 1912 [...] посылаю нечто о пьесках Стравинского (кажется у Вас еще не было). [...] Проверьте заголовок о Стравинском. У меня нет их под рукой. И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу Устилуг 28 июля/10 августа 1912 |
Распечатать страницу
| Тонька |
| Яд орхидеи |
| Текста |
| Cmex |
| mp3 |
| МАЮ.РФ |
P.S.: Возможно, некоторые статьи полностью или частично были взяты с "Агарты". Автора Слынько Н.М.
Большая часть сайта - это материалы, скопированные из простора всемирной паутины, либо перепечатанные из журналов 80-х и 90-х годов. Дата регистрации и создания сайта: 2001-06-25 15:45:10
После 2003 года статьи практически не добавлялись, так как Википедия стала очень популярной. И смысл собирать информацию о музыкальных группах отпал. Ведь в Википедии есть практически всё.