|
||||||||||||||||
| Часть 1 | ||||||||||||||||
| Письма 1888—1911
Материалы приводятся с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации. 1888 Л. И. Шестакова — А. К. Стравинской [Петербург] 31 января [12 февраля] 1888 Любезная Анна Кирилловна! Помня желание Игоря, я приготовила в его маленький альбом не только свою карточку, но даже карточки Глинки и Бородина, и кое-что для его папеньки. Надеюсь, что и Вы также подумали обо мне — приготовили Ваш carte-portrait “маленького сына”. Я нахожу, что портрет Романа несравненно хуже, чем он в натуре, — он просто красавец. Всей семье Вашей мой искренний привет. Душевно преданная Людмила Шестакова Ю. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Вечаша 8 [20] сентября 1888 Дорогая моя Мусенька Поздравляю тебя с твоими имянинами. Мне очень жаль, что я не могу быть 9 и 11 с вами. Гурино здоровье очень хорошо и желудок очень хорошь. Погода очень хорошо так что да же Гури был на дворе Гима не был потому-что насмарк и кашель еще не прошол Гимо и Гури целуют тебя и поздравляют тебя с имянинами и целуют крепко крепко Пупеньку. [...] Прощай дорогая Мусенька милая Любящий тебя твой сын Юра Стравинский 1893 И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Печиски 28 июля [9 августа] 1893 Бесценная моя Мамочка!!! Поздравляю Тебя с днем ангела и желаю Тебе быть здоровой. Теперь мы с Женей и Юрой играем и нам очень весело. Мы самый первый день начали играть с Женей, в тот счастливый день мы играли в войну. С нетерпением ожидали дядю Ганю, Сонечку, Милку и Катю, но, к несчастью, они не приедут, потому что в их губернии холера, и им страшно тронуться с места. Мы вчера ездили на хутор и там пили чай с теплыми крестьянскими пирожками; во время чая Миша играл на дудке, которую он устроил из соломы, и играл на ней квартет Глазунова, потом он попросил булку, ему не дали, потому что еще никто не взял; тогда он стал на своей дудке играть "не дают мне булку!". Третьего дня мы пошли ловить тарантулов: опустили в их яму веревочку, на которой был надет воск, и он мгновенно оторвал его. Я побежал за топором, чтобы его откопать, принес его, и Женя выкопал яму в четверть аршина и ковырнул ножом; и вдруг показался тарантул, показался так ясно, что все мы крикнули: "Тарантул!" Видимо, он испугался нашего крика и пустился бежать, но Женя ему подставил стакан и он не мог вылезти. Показали мы его всем. Потом Женя его пустил обратно на свое место. Насчет уроков я Тебе скажу, что мы не можем похвастаться вниманием и прилежанием. Ну, на сегодня довольно. Целую всех троих крепко, крепко. Вас очень любящий Игорь Алеша стал очень интересным мальчиком, он очень любит ходить к коровкам и лошадкам, которых называет "му" и "тпру". И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским [Печиски] [август 1893] Дорогие мои Мамочка и Папочка! Всю прошлую неделю я прохворал свинкою и хорошо еще, что погода была дурная, а то досадно было бы сидеть в комнате. Теперь я совсем здоров и уже катался вчера верхом на офицерской лошади. Говоря о моем здоровье, я спрошу тебя, Мамочка, как ты себя чувствуешь, много ли лучше, чем прежде? У нас до вчерашнего дня все время шел дождь и мы принуждены были сидеть в комнате. За это время мы прочитали много интересных рассказов. Особенно мне понравилось "Шесть лет у полюса". Там говорится о том, как четыре матроса шесть лет провели на острове Шпицберген, так как корабль их потерпел крушение. Еще читали мы рассказы: "Юнга", "Один на свете", "На Дону", "Проигранное пари", "Рассказ о двенадцатом годе". Теперь начнем читать "Последнее путешествие к Северному полюсу". К нам каждый день приезжают офицеры в карты играть; один из них научил Алешу шаркать ножкою. Алеша уже начинает ходить, но он все боится сделать два шага, станет на колени и сейчас же приползет к тому, кто его зовет. В тот раз я забыл Вам написать, что я сам Вам посылал из Проскурова телеграмму, сам ходил на телеграф и писал там. Целую Вас крепко и Рому также. Очень любящий Вас Игорь 1897 Н. П. Кузнецов — Ф. И. Стравинскому [Петербург] 11 [23] декабря 1897 Милостивый государь Федор Игнатьевич! Классный наставник V класса 2-й Санкт-Петербургской гимназии покорнейше просит Вас пожаловать в гимназию для объяснения по делу, касающемуся ученика 2-й гимназии V класса Стравинского Игоря (прием — от 12 до 12.30 часов). Классный наставник Н. Кузнецов. 1899 И. Ф. Стравинский — М.-Э. Остен-Сакену [Петербург] 22 апреля [4 мая] 1899 Дорогой Максимилиан Эрнестович! Давно хотел попросить Вас написать мне хоть несколько слов о Вашем здоровии; не имея возможности вследствие экзаменационных занятий быть у Ваших и спросить о Вашем здоровии и желая немного поболтать с Вами письменно, я сел за письмо. Главным образом я попрошу Вас написать хоть несколько слов о Вашем здоровии. Changeons la conversations [переменим тему разговора (франц.)]! Хочу Вам немного рассказать о Никише. Этот Никиш стал Никишем в квадрате против прошлогоднего Никиша. Это феномен-дирижер. Он дирижировал (из крупных вещей) Пятой симфонией Чайковского, Второй симфонией Шумана и Пятой симфонией Бетховена. Он так провел Вторую симфонию Шумана, что она стала теперь, кажется, моей любимой симфонией. Вообще говоря, от всех вещей, проведенных им, я остался в неописуемом восторге. Жалею очень, что не могу подробнее все это Вам описать, так как времени у меня слишком мало, но надеюсь с Вами поговорить об этом в скором времени. Что касается до сочинений, то я их отложил на лето, так как теперь совсем нет времени. В будущем году у меня в проекте уроки теории у Черепнина, которого, говорят, Н. А. Римский-Корсаков всем рекомендует. Пока, до свидания, дорогой Максимилиан Эрнестович, желаю Вам от всей души скорее поправляться и в скором времени с Вами увидеться. Вам всей душой преданный Игорь Стравинский И. Ф. и Г. Ф. Стравинские — А. К. и Ф. И. Стравинским Ковель 3 [15] июля 1899 Вот мы и окончили наше железнодорожное путешествие, дорогие наши Папочка и Мамочка. Дорогу провели мы в пыли, в грязи, одним словом, так, как полагается в наших дорогах. Из Проскурова до Жмеринки мы ехали довольно хорошо, так как было удобно от Жмеринки до Казатина. В этот промежуток мы обзавелись знакомством с одним железнодорожником, то есть [с] железнодорожным чиновником, который после обычного знакомства, именно [после] вопроса куда едем, сказал: "Вам брать приплату и платцкарт в Казатине, что все вместе обойдется около 3 рублей на персону". Приплату за курьерский поезд мы имели, в виду чего о платцкарте мы и не подозревали, так что в общем каждое путешествие (туда и обратно) обойдется на 6 рублей дороже, что очень и очень неприятно, так как удовольствие обойдется не в 50 рублей, а уже в 60 с лишком. Кроме того, когда Люциан Людвигович спросил эту доплату и платцкарту в кассе, то ему сказали, что ничего нет в курьерском поезде и что, если он хочет, пусть спросит у начальника станции, и кроме того сказал, что может еще раз подойти к кассе и эту всю процедуру проделают, но ночь он, должно быть, всю простоит. Тем не менее мы нашли места именно во вновь прицепленном вагоне и все трое спали всю ночь, хотя не очень хорошо, так как сперва очень трясло (вагон старой конструкции) и порядочно. Вот эти пересадки прошли беспрепятственно. Тут (в Ковеле) мы встретились с Дмитрием Андреевичем Носенко, который ехал из Киева с тем же поездом, с которым мы из Казатина. Сейчас же отправляемся в Устилуг. Ваши сыновья Игорь и Гурий. Простите, ради Бога, что так неясно и гадко написано, но не имею ни времени, ни места порядочного — ничего. И. С. И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 8 [20] июля 1899 Дорогие мои бесценные Папочка и Мамочка! Пользуясь тем, что сегодня отходит почта, хочу поделиться немного с вами мыслями и впечатлениями от устилужской жизни. Встаем мы рано, часов в 9, ложимся тоже не поздно (нас гонят спать старшие), немножко позже, чем в Печисках, потому что мы положительно не можем (раньше) вследствие распределения занятий всего дня. Ложимся мы со всеми вместе, распределение же дня следующее: после утреннего чая мы идем (всей молодой компанией) устраивать или, вернее сказать, работать на будущем lawntennis"ном плацу или разбредаемся по селу, и мы трое — Катя, Ольга Дмитриевна и я выбираем место для этюда, Гурий, Вера Дмитриевна учат новые роли на том же плацу, Милюся занята делами с Дмитрием Андреевичем, Софья Дмитриевна и Ольга Ивановна чистят какую-нибудь малину, которой тут видимо-невидимо. Затем следует завтрак; после завтрака мы (трое) отправляемся писать, если нет дождя, который до вчерашнего дня со дня нашего приезда поминутно накрапывал, другие — Вера Дмитриевна с Гурием — болтают, ерундят; Гурий очень понравился Вере Дмитриевне, она его все называет замечательно милым мальчиком, ездит с ним постоянно (на бричке) вместе. Я езжу на бричке, а не верхом, так как Гурий еще ни разу не катался верхом по недостатку ли седел, или лошадей, или по какой-либо другой причине — не знаю, но Гурий и не особенно тужит об этом. После дневного временипрепровождения следует вечернее: тут мы репетируем роли, сыгрываемся и затем ложимся спать. После обеда мы ездим кататься, если опять-таки довольно хорошая погода. Главное, Мамочка, меня интересует и очень волнует [твое] здоровье. Пожалуйста, хоть две строчки напиши нам с Гурькой. Также и Папочкино здоровье не особенно крепко, и нас оно волнует не меньше твоего. Вообще, дорогие, напишите немножко, но чтоб мы знали, как вы себя чувствуете. О нас могу сказать, что мы отлично себя чувствуем до сих пор, слава Богу. Я написал этюдик, долженствующий изображать заход солнца, этюд, который понравился Котюле и Ольге Дмитриевне; Котюля даже сказала, что она от меня не ожидала такого этюда и сразу не поверила, что это мой этюд, — она думала, что Ольга Дмитриевна мне помогала, так как мы писали с ней с одного места. Ну до свидания, мои дорогие, Папочка и Мамочка, почта уже отходит. Это как хвастовство — это просто я пишу для того, чтоб вы знали, как я радуюсь своим хоть маленьким, да успехам. Мы подолгу сидим с Ольгой Дмитриевной над ее, Котиным и моими этюдами, я все не довольствуюсь и замечаю бесконечные недостатки своих этюдов, да и действительно мне кажутся мои этюды в сравнении с ее такими неопытными, несмелыми, что я не в состоянии ими довольствоваться. Вообще я желал бы побольше видеть хороших этюдов, чтобы быть побольше же недовольным своими, только при таких условиях дело может подвигаться. Но я удалился от моего рассказа — Ольга Дмитриевна меня постоянно упрекает и говорит "будет вам бранить свои этюды", отнимает их у меня и прячет. А у нее!! У нее такие чудные этюды есть, что они производят сильное впечатление. Это сидение над картинами Вера Дмитриевна называет юродством. Так оно у нас теперь и называется — пойдемте поюродствовать, то есть пойдемте посмотреть наши этюды. Играем на фортепиано без конца. Читаю, хотя, к моему сожалению, и мало — тут положительно нечего читать, — но все-таки кое-что. Именно: I. "Воскресенье" — я в неописанном восторге от этого гениальнейшего произведения Льва Николаевича, последние номера — это нечто поразительное!!! Не знаю, получаете ли вы и читаете ли. Если да, то какое на вас производит впечатление; вероятно, такое же, как и на меня. Затем II. "Задачи современной эстетики" Гюйо — очень интересные рассуждения, как и все, что я читал. Сегодня мы едем во Владимир (Дмитрий Андреевич и все мы — молодежь в некотором роде) покупать разные принадлежности для театра — театр, вероятно, будет через неделю. Сперва идут две пьесы — "До поры до времени" и "Медведь". В обеих у меня довольно ответственные роли — роли я, конечно, знаю — как не знать? Но не знаю, как сойдет. Пока до свидания, сейчас надо садиться обедать и ехать во Владимир. Ваш горячо любящий сын Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским [Устилуг] [июль 1899] Мои дорогие, бесценные Папочка и Мамочка! Слава Богу, все мы до сих пор здоровы и наслаждаемся летом и летними удовольствиями в полном смысле этого слова. Погода стоит у нас уже много дней прекрасная и потому имеем возможность кататься, девочки (все), в частности, купаться, Гурий также купается, мы втроем — Катя, Ольга Дмитриевна и я — пишем, я уже второй этюд начал — он изображает сосны (мы пишем в сосновом лесу), стоящих одна около другой на фоне светлой реки и темно-синего отдаленного леса, и, наконец, неба; трава местами темная от тени сосен, местами совсем нет травы, а показывается буро-лиловая земля, а местами светло-зеленая, яркая-яркая от сильного солнечного освещения; солнце освещает края сосен, обнаруживает коричнево-оранжевый цвет их; внизу стволов — рефлекция от светло-зеленой травы, а наверху — рефлекция же от синего неба. Солнечное освещение, красиво расположенные сосны, фон — всё это показалось нам так привлекательным и интересным для воспроизведения, что мы с жаром принялись за этюд. Мы пишем его уже несколько дней, а все не можем кончить, боимся, чтобы не скосили нам в будень, как сегодня, например, рожь, и чтобы вследствие этого не пропал бы у нас этюд. Катя и Ольга Дмитриевна более успели сделать, чем я, так как дольше сидел над контуром и по словам Ольги Дмитриевны у меня сделан контур правильнее, чем у них двоих, и я радуюсь этому, так как мне легче будет писать красками; тем не менее я уж начал — написал фон ржи, сосны и траву, остается мне только фон темного леса. Ольга Дмитриевна говорит, что у меня выйдет этюд хорошо, это говорит и самый строгий судья — Милуша (боюсь я Милушу в этом отношении, как огня). Дорогие Мамочка, Папочка, не примите […] И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 19 [31] июля 1899 Дорогие мои — Мамочка и Папочка! За последние дни у нас не произошло ничего особенного, жизнь наша идет по-прежнему: репетируем, устраиваем сцену, плотники делают декорации к другим пьесам; катаемся, играем, пишем — все по-прежнему. Но все-таки хочу вам написать хоть два слова, чтоб не оставить вас, дорогие Мамочка и Папочка, без известия о нас и о нашем здравии. Слава Богу, здоровы. Но опять-таки ваше здоровье. Папочка, Мамочка, напишите, пожалуйста, хоть немножко, но напишите о том, как Папочка себя чувствует после этого ужасного случая. Как ты, Мамочка? Как твоя слабость несносная, все ли еще продолжается? Дал бы Бог, чтобы у нас в семье хоть на время, если это невозможно надолго, прекратились бы болезни, эти отвратительные болезни. Вчера был день свадьбы тети Сони и Александра Францевича, мы отослали телеграмму — мы — то есть мы с Гурием и Милочка, Катя и Софья Дмитриевна. Дай Бог, чтоб у них не было того же, что у нас. Я заметил, да и не только я, думаю, но и вы — Мамочка и Папочка, что судьба как будто предназначила достаточно счастья и теперь она, несносная, хочет и его забрать в свои лапы. Дай же им Бог подольше не знать того, что знает наша несчастная семья. Сейчас отправляется почта, спешу кончать. P. S. Ждем приезда Сережи. Прощайте, мои дорогие, Папочка, Мамочка, будьте здоровы! Горячо любящий вас Ваш Игорь Г. Ф. и И. Ф. Стравинские — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 27 июля [8 августа] 1899 [Г. Ф. Стравинский] Дорогие бесценные мои Папочка и Мамочка! Избегая поздравления, все [же] не могу не вспомнить день твоего рождения, Мусенька, и единственно пожелать тебе выздоровления. Тебя же, Пуленька, поздравляю с днем рождения нашей бесценной Мусеньки от всего сердца, от всей души. 23-го [июля], в субботу, состоялся наш первый спектакль. Было чудно, весело. После каждого действия или картины нас забрасывали цветами. Первое было "Медведь" [Чехова]. По поднятии занавеса на сцене Катюля (помнишь, Мусик?) — вдовушка и я. Но мне так смешно стало, что я чуть не рассмеялся, так как Котик закатила глазки и начала рыдать. В общем, все сошло благополучно. Более подробно рецензию, особенно о Гиме, написать собирается Сережа. Каждый день в Устилуге новые удовольствия. Но вот уже несколько дней как ездим верхом не так, как всегда, а втроем: Мишка, Сережа и я. Так хором весело. Все здоровы, слава Богу. В четверг следующая почта. Опять постараюсь написать. Пока, до свидания, мои дорогие, бесценные мои. Целую крепко, крепко Вас мысленно и обнимаю. Ваш, безгранично любящий Вас сын Гурий [И. Ф. Стравинский] Мамочка, Папочка, мои бесценные! Поздравляю вас от всего сердца с днем Мамочкиного рождения. Не примите этого поздравления за оскорбительное, как поздравляли вас знакомые и даже родные в Новый год, рождество и пасху, но примите это как за нашу гордость, что вы существуете с нами, и как за пожелание, чтобы это совместное существование семьи, начавши разрушаться, не разрушилось бы дальше и до конца. Примите же мое поздравление, родные мои Папочка, Мамочка. Ваш Игорь А. К. Стравинская — Ф. И. Стравинскому Печиски 28 июля [9 августа] 1899 [...] Вчера получила письмо от Гурика; слава Богу, хоть на его счет успокоилась, что он здоров; он пишет за несколько часов до их первого спектакля и острит на счет брата. Он пишет, что все они очень волнуются, все же, как ни говори, а 13 человек, так сказать, "интеллигенции и много простого народа" будут их лицезреть. У Игоря накануне, на генеральной репетиции, от волнения живот разболелся. "Что же будет во время спектакля?" — вопрошает Гурий. [...] Г. Ф. и И. Ф. Стравинские — А. К. и Ф. И. Стравинским [Устилуг] [конец июля 1899] [Г. Ф. Стравинский] [...] Ты, Мусик, в своих письмах говоришь, что Гима ничего обо мне не писал. Действительно, он не писал, так как говорит, что вообще не пишет о других, если эти другие сами также не пишут. Я не понимаю, как Вы не получали наших писем, когда мы с Гимой не пропускаем ни одного почтового дня, чтобы не побеседовать с Вами, не поделиться впечатлениями. Кончаю Вам писать, так как Гима Вам хотел написать письмо одного и того же содержания. Вам не интересно будет. [И. Ф. Стравинский] Дорогие, бесценные Папочка, Мамочка! Из письма, полученного Гурием от тебя, Мамочка, мы видим, что Вы хотите, чтобы мы ехали с Сережей, но это неудобно и неловко, потому что к 6-му числу наши спектакли не кончатся: Дмитрий Андреевич нам построил сцену с тем, чтобы мы несколько раз играли: так, как мы и предполагали, но время рассудило иначе; больше одного раза мы уже не успеем сыграть; так не хотелось бы, да и невозможно расстраивать последний спектакль, в котором мы с Гурием принимаем большое участие, да к тому же готовятся уже декорации. Я думаю, Папочка, Мамочка, что Вы тоже не захотите расстраивать нам последний спектакль. Затем должен Вам, дорогие Мамочка и Папочка, сказать, что Милочка и Катя очень желают, чтоб мы еще остались и, зная, что это не от нас зависит, просят очень об этом Вас. Бог знает, когда еще придется провести такое чудное лето в Устилуге, как ныне; я думаю, что Вы ничего не будете иметь против, если мы с Гурием останемся здесь до числа 15-го. Кроме того, есть еще одна маленькая, не очень веская, но все же заслуживающая внимания причина — это мои этюды: я опять начал и не один из них не кончил, к числу 15-му я думаю, что некоторые из них кончу. Не хотелось бы мне приехать с пустыми руками к Вам. Насчет же того, что мы поедем до Ковеля не одни, Вы можете быть совершенно спокойны. Пока, до свидание, дорогие Папочка и Мамочка. Мысленно целуем Вас крепко, крепко, поцелуйте от меня Тетечку мою дорогую и скажите Тете, пожалуйста, что я не забыл мою бесценную Тетечку, я не просил передать [ей] надлежащее приветствие и не пишу писем, так как первое я никогда по отношению ни к кому не делаю — это само собой разумеется. Горячо любящий Вас Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 5 [17] августа 1899 Папочка, Мамочка мои бесценные! Простите ради Бога, что я Вам не писал прошлую почту, но времени у нас абсолютно не было ни минуты; все утро были заняты сценой и присутствовали неотлучно при театре — это было до обеда; после обеда мы отправились во Владимир за покупками и приехали домой только поздно вечером. Пришлось ждать до следующей почты. Но и сегодня, к сожалению, не могу вам написать много, так как сегодня спектакль (под № 2). Сегодня, кстати, идут 3 пьесы: I. "Задача", которая уже вам знакома, затем II. "Молчание" (комедия в одном действии) и, наконец, III. "Букет", комедия в одном действии Потапенко. Последняя пьеса мне кажется наиболее удачной из всех трех — в ней более комизма, чем в прочих. Режиссером у нас Сережа — превосходно справляется со своими обязанностями, никому не позволяет вмешиваться в его обязанности. Завтра, если сегодня будет спектакль (может и не быть, так как погода хмурится), то мы вам напишем, как у нас прошел спектакль. Что касается до нас, то можем сказать, что находимся в благополучном здравии. Пока до свидания: тороплюсь идти работать с Дмитрием Андреевичем на сцене. Мы с Гурькой крепко, крепко вас целуем, обнимаем мысленно. Вас безгранично любящий Ваш Игорь P. S. Надеемся с сегодняшней почтой получить от Вас письма. И. Ф. Стравинский — Э. А. Старку Печиски 19 [31] августа 1899 Дорогой Эдуард Александрович! Вы меня извините, пожалуйста, что я Вам не написал в ответ на Ваше милое письмо. Родители просят Вас очень поблагодарить за ту память, которую Вы нам оказали, и за то, что не забыли наше злополучное 10 июня. Причиной к тому, что я Вам не писал, служило мое отсутствие в Печисках и присутствие в имении наших двоюродных сестер Носенко, которые пригласили меня с Гурием к себе в имение (Волынской губернии — сутки езды железной дорогой и лошадьми от Печисок). Месяца полтора мы у них и побыли. Ну, понимаете, такая веселая компания там собралась, что и думать не приходилось об письмах; только и родителям писали. Так что решил написать Вам из Печисок, как только вернусь. A получил-то я Ваше письмо за день или два до своего отъезда к сестрам. Ну теперь к Вашим услугам! Видите ли, родители чувствуют себя в среднем сносно. Катар легких у мамы, очевидно, совсем прошел. У папы же его постоянная болезнь — нисколько не лучше, также по временам лучше, по временам хуже. День 10 июня прошел очень грустно — как то и можно было ожидать и в общем похоже на прошлый год. Относительно Юры могу сказать, что он кончил все свои работы, и уехали мы все, кроме Семена Ивановича, вместе 6 июня. 15 июня Юра уехал в Киев на практику, где отлично устроился. Он работает над одной казенной постройкой, получает ежемесячно 50 рублей и находится подведением некоего инженера Кобелева, премилейшего господина, как потом оказалось, который приютил бедного скучающего и одинокого Юру как сына. Папа был у Юры в Киеве недельку тому назад, чему Юра очень обрадовался. Собираемся мы уезжать через три дня приблизительно в Питер, так как Гуревич советовал Папе нам начать ходить числа приблизительно двадцать пятого. Очень жалко, что лето у нас так скоро кончилось. Ну теперь до свидания, Эдуард Александрович! Еще раз merci за Ваше письмо. Ваш Игорь Стравинский 1900 И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 22 июня [5 июля] [1900] Спешу поделиться с Вами, мои бесценные, первыми впечатлениями устилужского пребывания. Буду прямо и откровенно писать: лучшего отношения со стороны всех, и сестер, и семьи Носенко, я не могу требовать и желать. В первый или второй день пребывания было нечто вроде маленькой стычки с Верой Дмитриевной, но я тут был совсем ни при чем (по признанию всех) и Вера Дмитриевна изменила после того свое поведение. Так что теперь так хорошо, так чудно живется — Вера Дмитриевна называет меня даже "милый Гима", — что мне и желать лучшего нечего. Теперь мы все заняты театром. У нас ставится довольно-таки хорошая вещь "Ангел доброты и невинности" (опишу содержание ее в другой раз) . Извините за небрежность письма, я страшно тороплюсь, сейчас отправляют на почту. Вчера я был у доктора насчет бородавок. Он мне дал приблизительно такое же средство [...] . Доктор думает, что пройдет, а если не пройдет, то он мне будет наклеивать пластыри [...]. Ну, заболтался, а время не терпит, надо отослать письмо на почту. В случае, если сегодня не примут, то письмо пойдет завтра. До свидания, мои дорогие Мамочка, Папочка. Поцелуйте от меня Тетечку, Берточку, Алешика . Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 30 июня [13 июля] 1900 Бесценные Папочка и Мамочка! Какая ужасная досада, что письма твои пропали, Мамочка. Это, вероятно, проскуровская почта; что ж, теперь я не уверен, что все наши письма до вас доходят. Мы пишем каждую почту, то есть два раза в неделю — так что вы имеете постоянно о нас известия. От вас имеем, конечно, значительно реже известия, и потому они гораздо ценнее. Что за безобразие, гадость, просто досадно! Но довольно об этом. Провели мы все это время в приготовлениях к представлению. Но вот все дождь. Откладываем со дня на день спектакль, и вот сегодня крайний срок, больше нам уж нельзя откладывать — Юра уезжает завтра (1 июля), а без него нельзя играть — его роль главная. Барометр поднялся немного, думаем, что к вечеру будет погода, или, лучше сказать, не будет дождя. Мы, кажется, писали, как мы устроили сцену — повторю на всякий случай. Театр стоит на дворе. Сцена довольно большая. Крышу мы устроили из брезента, который прекрасным образом протекает, так что во время дождя нет никакой возможности играть. Вы понимаете наше положение. И сегодня последний день. Если будет дождь, то хоть и говорят некоторые "актеры" из нашей группы, что "хоть град с куриное яйцо, a играть будем", — наш спектакль не состоится, а затраты сил и материальные затраты довольно большие. Все это ужасно скверно! Что касается до меня лично и до моей живописи, то я написал уже пять этюдов — конченных в один присест. Один мой этюд, не хвастаюсь, приняла Милочка за этюд Ольги Дмитриевны. Довольно о себе. О братьях вы, вероятно, знаете из писем. Что это у тебя, Мамочка, с щекой — неужто опять этот противный флюс — экая гадость! Может быть, ты мне напишешь хоть коротенькое письмецо, если ты не будешь в состоянии написать более длинного — как твоя щека. Ну, если я не получу твоего письма, Мамочка, буду же я зол. По-моему, это так нельзя оставлять. До свидания, дорогие, бесценные Папочка, Мамочка. Обнимаю вас мысленно крепко, крепко, Тетечку дорогую, племянника, Берточку, как водится, чтобы не обиделась. Ваш Игорь. Вот уж и июнь прошел, как скоро время летит! И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 10 [23] июля 1900 Папочка, Мамочка, бесценные! Что же это значит, что от вас вот уже две недели, с того времени, как Юра уехал, нет ни одной весточки. Я уверен, что вы не оставите нас без вести так долго и потому предполагаю, что виной тут всецело проскуровская почта. Посылаю это письмо заказным, так как другим способом невозможно поддерживать корреспонденцию с вами. Право! Как-то странно — мы привыкли, не будучи с вами вместе, постоянно писать друг другу, и вдруг в этом году почти ни одного письма от вас и неизвестно, какие наши письма вы получили. [...] Насчет моей игры на фортепиано могу сказать, положа руку на сердце, что я играл до того времени, как Дмитрий Андреевич приехал. Теперь же нет никакой возможности, так как он занят делами, так утомлен, что его музыка раздражает, особенно разучивание вещей. Я с Милочкой теперь совсем не играю, только с Котиком и Верой немного по вечерам попоем, вот и вся музыка. Жду от вас с нетерпением известий, от вас, дорогие, бесценные мои. Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Петербург 23 августа [5 сентября] 1900 Папочка и Мамочка, мои дорогие! Согласно обещанию, пишу Вам сегодня. Хочу Вам рассказать о петербургской злополучной оспе. Не желая прививать оспы в лечебнице, где прививают всем желающим бесплатно, так как, Бог их знает, может быть, сделают это грязно и неаккуратно, мы наведовались у всевозможных докторов, не привьют ли они нам оспы — и ни у кого из них [не делают прививок] в Петербурге. Просто досадно! Нам это нужно обязательно, и, главное, за шесть дней до начала занятий — без свидетельства о прививке оспы в гимназию нельзя явиться. Вчера я не выходил, так как в понедельник брал ванну, вчера же была отвратительная погода. И вот сегодня первый день, когда мы вместе можем отправиться привить оспу. Мы решили привить ее в Максимилиановской лечебнице (по совету Анны Александровны, с которой Семен Иванович говорил по телефону). Но, опять-таки, в Максимилиановской лечебнице не прививают оспы. Мы решили тогда на хитрость. Если спросить швейцара "прививают ли здесь?", то он не пустит наверх, если же, ничего не говоря, идти наверх и попросить об этом первого попавшегося доктора, то думаем, что дело будет сделано. Сказано сделано! Идем мы днем туда и спрашиваем проф. Вельяминова. Говорят, что его ассистент тут, а самого не бывает (несмотря на то, что приемные часы обозначены во "Всем Петербурге"). Мы идем к ассистенту, говорим нашу фамилию, говорим, что лично знакомы со здешними докторами и профессорами Гарфинкелем, Манассеиным, Вельяминовым и т. д., и в результате просим привить оспу. Он назначил нам завтра в 11 часов утра, когда и куда мы и направляемся завтра. Папино письмо в "Новое время" отдано сегодня только не […] я господ. Что касается до меня, то я с завтрашнего дня начну играть на рояли (под сим я разумею играние упражнений, гамм и тому подобных пальцеразвивательных). Вас, может быть, удивит, почему мы не прививаем оспу при гимназии. Но это уже совершенно "ах, оставьте!", так как там не доктор и фельдшер, а два олуха — они, пожалуй, станут нам прививать оспу на щеках — спасибо! Как Мамочкино здоровье? Ложусь спать с надеждой получить коротенькую весть. Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — Э. А. Старку [Петербург] 30 сентября [13 октября] 1900 Дорогой Э. Александрович]! Завтра панихида будет в Николаевском соборе, где каждый год бывает, в 1 час дня, Что Вы не приходите к нам. Юра приехал уже давно — приходите! Ожидаю Вас в ближайшем будущем. Ваш Игорь Стравинский 1901 Н. Ф. Финдейзен — Ф. И. Стравинскому Петербург 28 декабря 1900 [10 января 1901] [...] Пользуюсь случаем, чтобы поздравить Вас, дорогой Федор Игнатьевич, Вашу супругу и Вашего милого сына — музыканта-вагнерианца — с наступающим Новым годом и Новым веком. [...] Я. Г. Гуревич — Ф. И. Стравинскому Петербург 15 [28] января 1901 Глубокоуважаемый Федор Игнатьевич. Хотя я вовсе не хотел Вас тревожить, мне приходится обратить Ваше внимание на частые манкировки Вашего старшего сына, который на прошлой неделе из учебных дней пропустил два дня, а сегодня опять отсутствовал на уроках. Эти частые пропуски не могут не отразиться на занятиях Вашего сына и смогут сильно повредить ему, когда придется в конце года подводить итог. Когда ученик, да еще выпускник класса, то ходит в класс, то сидит дома, то он этим прямо вынуждает настраивать против себя преподавателей. [...] Не худо было бы, если бы Ваш сын Игорь, в виду предстоящих ему выпускных экзаменов, поменьше занимался в этом году музыкой и побольше научными предметами, а то я предвижу на экзаменах серьезные осложнения. Примите уверения в искреннем уважении. Душевно преданный Я. Гуревич И. Ф. Стравинский — Ф. И. Стравинскому Петербург 15 [28] февраля 1901, 5 часов 55 минут вечера Остался у Максимова обедать, так как вечером он читает в гимназии реферат о сочинениях Некрасова по поручению Погодина (учителя русского языка, который устраивал Толстовский вечер). Там мы все будем наводить критику. Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 13 [26] июля 1901 Папочка, Мамочка, мои дорогие! Вчера приехал в Устилуг в 4 часа дня. Дорогу провел недурно, хотя ночь от Казатина до Ковеля совсем не спал, только немного дремал. Приехал я в Ковель, как и следовало, в 7 часов утра, послал носильщика за корзиной с вещами и вдруг оказалось, что корзина еще не пришла. Очевидно, в Казатине я только успел перейти из одного поезда в другой, [но] не успели перевести багаж в другой поезд и моя корзина осталась ждать следующего поезда, а следующий поезд приходит в Ковель в 7 часов вечера, спустя 12 часов после моего приезда. Меня это так озлило, что я пошел к начальнику станции и спросил, почему корзина, ежегодно приходившая с тем же поездом, вместе с которым я еду, теперь вдруг не пришла и мне приходится испытывать такое неудобство. Начальник станции ответил, что это не обязательно, чтобы корзина шла бы с тем же поездом, с которым и я еду, но случалось, по-видимому, редко, почему пассажиры считают это за закон. Он советовал мне передать квитанцию на получение багажа артельщику (№ 14) и поручить ему отправить с известным ему евреем во Владимир, так как в Устилуг отсюда идет только почта, а еврейчики большей частью во Владимире, так что за одно отвезут мою корзину за приличную цену. Взял же я с № 14-го расписку в том, что все это будет так сделано при начальнике станции. Меня только просили назвать фамилию знакомого лица во Владимире. Я назвал постоялый двор, в котором мы постоянно останавливаемся с сестрами, когда бываем во Владимире, они их прекрасно знают. Проездом во Владимир я сказал, что должна придти корзина и рассказал в чем дело. Тот сказал, что они прямо доставят барышням. Вот все мое странствие, не без приключений! Вчера, сейчас же по приезде, мы сделали турне на лодке — но с таким умелым гребцом, как Сафонов, совсем безопасно — ездит, где угодно и при каких угодно условиях, я […] более спокойной глади реки. Пока все, что могу сообщить Вам о себе. Впечатлений столько, что я еще в них не успел разобраться, в следующем письме все сообщу Вам. Ваш Игорь целует вас и обнимает крепко-крепко Ю. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Петербург 15 [28] июля 1901 [...] Что касается отъезда Игоря в Устилуг и того, что ты пишешь о нашем чудном Гуриньке, то я во всем разделяю твое мнение, хотя на днях мне пришлось-таки покривить душой и говорить против себя. Дело в том, что о поездке Игоря в Устилуг я узнал еще из Бертиного письма к Розалье [...] и факт этот меня крайне поразил, хотя я тут же отлично понял и догадался о причинах такого поспешного отъезда Игоря и того, что Гурик остался. Рассказывала содержание письма Розалья за обедом и на мое невольное удивление по поводу поспешного отъезда Игоря, Сережа высказал хотя и справедливую, совестно сказать, мысль, но против которой мне пришлось-таки говорить. Он говорит, что Игорь эгоист, а Гурий думает о родителях и заботится о них. Что делать, как ни тяжело это сознавать и мне об этом Вам говорить, но правда все же остается правдой, ну да Бог ему судья. А Гурик, мой хороший, славный, честь ему и слава за такой сердечный порыв. Скажите ему, что он, и так большой величины, вырос в моих глазах еще на один аршин, а, может быть, и более, если подобные порывы можно вообще измерять линейными мерами. Наконец-то я и от Игоря получил письмо, открытое, положим, но все же писанное его рукой с почтовой станции Жмеринки, со следующим началом: "В минуту настоящего досуга захотел я послать тебе о себе известие и т. д." Не желая над ним смеяться, тем более что было бы некрасиво высмеивать хотя бы запоздалые, но все же хорошие порывы, не могу не сказать, что первая фраза меня действительно насмешила и поставила так и в недоумение — неужели у него в Печисках не было времени мне черкнуть хоть один раз? В конце письма он обещает мне написать из Устилуга более длинное послание. Буду ждать..[...] И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 17 [30] июля 1901 Дорогие, бесценные мои Папочка и Мамочка! Не писал Вам эти дни, так как почты не было; хотя вчера я имел возможность написать письмецо, так как почта бывает по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам, но хотел с Вами поговорить уже после того, как корзина придет. Все время я так беспокоился, что корзина не получается, что хотел даже ехать в Ковель на станцию узнать, получена ли корзина за номером таким-то, и как раз вчера неожиданно утром корзина прибыла в целости, так что я совершенно успокоенный предаюсь вполне прелестям устилужской жизни. Еще два слова о дороге. При всей моей расчетливости (я не хвастаю) и экономии мне дорога обошлась 26 р. 45 к. Привожу все расходы для большей наглядности моей траты: билет 8 р. 40 к., багаж 1 р. 30 к., плацкарта и приплата за скорость от Казатина 2 р. 70 к., проезд на лошадях 5 р. 70 к. (на чай только 20 к.), привоз корзины от Ковеля до Устилуга 4 р. 50 к. (и это частным образом, если бы почтой, то стоило бы до 8 р. ). Теперь мелкие расходы: носильщики — 1 р. 60 к., вокзал, питье — 1 р. 95 к., в Ковеле от вокзала на извозчика дал 30 к. Носильщики стоили сравнительно дорого, так как пришлось дать двум, именно Игнатовичу в Жмеринке, который взялся мне устроить местечко, и в Ковеле на вокзале задобрить носильщика, чтобы корзина была получена в исправности. Первому я дал 50 к. и другому 50 к., остальным трем по 20-ти (Проскуров, Жмеринка, Казатин). Конечно, на обратный путь будет значительно дешевле, так как не предстоит расходов на корзину и проезд на лошадях, хотя кусок от Турийска до Ковеля (то есть от предпоследней станции почтовой) платили мы — это перегон в 18 верст, стоит 1 р. 50 к., что-то вроде этого. Ну, об этом довольно. Теперь я поговорю о хозяевах Устилуга и о их гостях. Милочка все та же, в Катеньке же я нашел большую перемену: она стала значительно серьезнее. Старики все те же, и молодые Носенко остались по-прежнему те же. Новые лица, с которыми я познакомился, мне очень понравились; Сафонов, про которого я много слышал, мне страшно понравился, и, несмотря на предубеждение, его здешние этюды просто поражают своею свежестью, остроумием выбора места и — выражаясь высокопарно — колоритностью. Кроме всего этого, насколько я узнал его в эти немногие дни, он мне очень понравился своей искренностью, своей поразительной деликатностью. Боишься иногда или прямо стыдно как-то попросить хоть о самом маленьком одолжении, так как знаешь наверно, что он с готовностью и искренно исполнит. И вдруг перед таким хорошим в истинном смысле слова человеком Вера Дмитриевна не только задирает нос и заносчива, но подчас даже груба. Когда увижусь с вами, дорогие, я вам подробно расскажу все выходки этой кокетки — они меня искренно возмущают. По-моему, чем больше человек становится, тем больше голова у него работает, а у нее чем больше она становится, тем больше все, что у нее есть дурного, растет в страшных размерах. Трудно вывести из терпения такого деликатного и ласкового человека, как Сафонов, и добилась того. Вчера мы собрались ехать в лес писать, и как раз перед самым отъездом она так повела себя по отношению к М. А. Сафонову, что тот чуть-чуть дома не остался — он страшно был рассержен. Что касается до другой новой знакомой — Людмилы Федоровны Куксиной, то она составляет прямую противоположность Вере Дмитриевне. Она замечательно милая барышня, такая ласковая, добрая, хорошая девушка. Она во многом напоминает мне Котюлю, это находят и многие другие — хотя в самом деле мало общего: она очень хорошенькая, и фигурка очень изящная. Котюле очень приятно, что она мне нравится, так как это ее лучшая приятельница. Сестры очень благодарны за Папочкины портреты. Как чувствуете себя, дорогие Папочка, Мамочка, с нетерпением жду от Вас [весточки], как Тетечка. Гурушу крепко целую — и всех обитателей. Вас обнимаю крепко-крепко. Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 27 июля [9 августа] 1901 Вчера получил от вас, дорогие мои, письмо и узнал кучу новостей. Как жалко, что Анна Ивановна так мало времени у Вас пробыла, жаль также, что Котя приехал на такое же ничтожное время, хотя ему особенно в вину этого поставить нельзя, так как он человек занятый и пользуется ограниченным временем отпуска. Очень рад за Юру и за Вас, чудные Папочка и Мамочка, что он приезжает в Печиски и пробудет с Вами полмесяца. Вполне понимая ваше желание, чтобы Юра пробыл бы с Вами подольше, я его ни в коем случае торопить не буду с выездом в Устилуг. Папочка или Мамочка, черкните в тот же день или на следующий о Юрином приезде хоть открытку — я буду очень рад и благодарен. Вы мне пишете, что я вас вовсе не извещаю о сестрах, о их отъезде за границу — но они сами хорошо не знают, когда и что. Известно лишь — и то еще не совсем решено, в проекте покамест, — что Катенька уедет с Носенками числа 20 сентября, Мила же вследствие некоторых дел, которые ее задерживают в Устилуге, уедет с Сонечкой в конце октября — вот и все, что знаю об их будущем. Вы знаете, дорогие мои, они очень изменились в этом году. Катенька стала еще более, по-моему, прелестной — постоянный серьезный труд ее совсем не изменил. Мы с ней страшно сошлись — вы знаете, когда видишь от другого ласку, то вдвойне бываешь привязан к человеку, сходишься и понимаешь его легче, если нет этого внешнего вида расположения человека. От Катеньки я постоянно вижу, и она меня просто трогает. К сожалению, — от Милы — вижу ее мало, хотя, конечно, пенять на это не смею, так как характеры бывают различны. Я не могу переносить, когда люди на меня взирают с высоты своего величия, а это немножко есть в Милочке — постоянная легкая ирония ко всему мной сказанному. Согласитесь сами, это неприятно. Ну, всего не перескажешь — всех фактов и приключений в нашей устилужской жизни. О! Их столько, что дай Бог вспомнить. Странно и удивительно, что в этом году как то уж слишком Милочка сошлась с Верой Дмитриевной; последней, так как она значительно младше Милы, такая дружба крайне лестна. Что касается до меня, то я не теряю времени даром — пишу, читаю, играю. Сестры, и в особенности Вера Дмитриевна, жалеют, что Гурик не приехал. Сперва они надеялись, что он все-таки приедет, но после моих доводов, что времени не много до отъезда в Питер, — они согласились. На днях Дмитрий Андреевич уехал в Полоцк по делам — на днях же приедет. Быть может, он поедет в Питер. Как Гуруша? Собирается ли он в Вильно и на сколько времени? Когда думает посетить в первый раз гимназию — помните ли вы, когда-то и я уезжал раньше в Питер, чтобы поспеть к началу занятий в гимназии — как сейчас помню! Я, вероятно, выезжаю отсюда 14-го числа. Мне предстоит одна маленькая издержка, от которой отказать [себе] совсем не мог, — это один рубль за театр, о котором я вам писал; затем еще небольшая трата за марки — и больше ничего. Надеюсь, что это письмо придет 29 или 30 июля, потому желал бы очень, чтоб знала вся наша семья, что я всей душой с вами в эти дни, хотя телом и далек от вас, Юрика горячо от меня поцелуйте, дорогие, хорошие мои. Вас безгранично любящий сын Игорь обнимает и целует мысленно крепко. Тете Людиньке, племянникам, Котеньке — привет и поцелуи. Как здоровье Берточки? Поцелуй ей горячий от меня! И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским Устилуг 3 [16] августа [1901] Бесценные Папочка, Мамочка! Пользуясь почтовым днем, спешу известить Вас, мои дорогие, хорошие, о новостях последних дней. Третьего дня уехала из Устилуга Людмила Федоровна Куксина и я взялся ее проводить до Ковеля, так как она никогда еще одна не путешествовала и на железной дороге, тем более, на лошадях — она была страшно рада и тронута этим, но все время говорила мне, что я это напрасно делаю, что гораздо лучше было бы для меня, если бы я спокойно сидел в Устилуге и не трясся на лошадях, да еще 120 верст. Но я в то же время двух зайцев убил: отвез и устроил Людмилу Федоровну и привез Анну Ивановну, которая была очень рада меня видеть. Анна Ивановна приехала вчера с семичасовым поездом, как и мы всегда приезжаем в Ковель. Устроивши Людмилу Федоровну, я отправился со Степаном в гостиницу, в которой останавливался всегда Дмитрий Андреевич по дороге в Устилуг (для отдыха на несколько часов) и занял номер на ночь. С меня взяли один рубль, устроили постель и я улегся спать. Степан мой лег на диванчике и, проспавши отлично всю ночь без визита клопов и тому подобных атрибутов еврейской гостиницы, мы встали рано утром: Степан пошел на почту за коляской и лошадьми, которых мы отправили на вокзал, возвратился, нанял извозчика и поехали на вокзал. Через полчаса были мы уже с Анной Ивановной в дороге — а в 3 часа дня в Устилуге. От Анны Ивановны я разузнал много новостей печисских, которые я жаждал знать и не имел возможности за отсутствием известий из этой обители. Если Гуруша едет 17-го числа, то я хотел бы приехать не 15-го, а раньше, дабы пробыть всей семьей хоть недельку, а не каких-нибудь 48 часов. — Не знаю, как это устроится, но раньше 11-го лошадей еще никак не заполучить: числа 8-го, как раз в это время, Дмитрий Андреевич с Милочкой и Верой Дмитриевной уезжают на 2—3 дня в уездный город Луцк, который приблизительно находится в такой же дистанции от Устилуга, как Ковель. Главное, дорогие мои Папочка, Мамочка, жду теперь от Вас письма, которое несколько бы выяснило мне, сколько времени братья останутся в Печисках — да, ведь с Юрой я же почти совсем не увижусь, если он уедет в середине августа в Устилуг. С Гурием еще в Питере увидимся, а с [Юрой] не знаю как, что и когда — пожалуйста, напишите мне, как с Юринькиным местом устроилось. Что ответили на телеграмму. Итак, с нетерпением жду от Вас письма. Вас безгранично любящий Игорь Братьев, Тетечку, Людиньку, Берточку поцелуйте крепко, крепко. P. S. Какой ужасный случай с бедным Трофимом — бедняжка, ужасно жаль! Бедный Захар. 1902 И. Ф. Стравинский — В. Н. Римскому-Корсакову Берлин 8/21 июля [1902] Дорогой Владимир Николаевич! Только теперь мы в Берлине. Можно сказать, что нам страшно везет. Отец все время болен. Не та, так другая болезнь. Отрадного мало. Завтра утром в Вильдунген со скорым поездом. Отправляемся с полубольным папой. Пишите, дорогой, в Вильдунген, Post Restande, Herrn Igor van Strawinsky — видите, как важно, — здесь van величают баронов — это всякому лестно. Так буду ждать от Вас весточки с нетерпением. Низкие поклоны всей Вашей уважаемой семье — от папы и мамы тоже. Что за прелесть Берлин — это трудно пересказать. Если бы только да здоровье — люли-малина!!! Ваш Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — В. Н. Римскому-Корсакову Вильдунген [18 /31 июля 1902] Добрейший Владимир Николаевич! Будьте добры известить меня, когда могу я Вас застать в Гейдельберге — так как я собираюсь приехать туда. Получили ли Вы мою открытку — в ожидании поездки в Гейдельберг делаю прогулки во все окрестности Вильдунгена. Игорь Стравинский Поклон от нас всем Вашим. И. Ф. Стравинский — В. Н. Римскому-Корсакову Вильдунген [24 июля / 6 августа 1902] Дорогой Владимир Николаевич, сегодня получил от Вас письмо, из которого узнал, что Вы пробудете в Гейдельберге 2—3 недели еще, но собираетесь после побывать в Дрездене; так как мы едем отсюда в Дрезден и поселимся в санатории в 20 минутах от города, то, быть может, мы с Вами встретимся там. Мне лично очень бы хотелось побывать у Вас и чем можно скорее, потому с нетерпением буду ждать от Вас ответа, когда Вы хоть приблизительно будете там. Напишите, дорогой, как можно скорее — в зависимости от Вашего письма — мой отъезд, о котором, согласно Вашей просьбе, извещу Вас немедленно. Ваш Игорь Стравинский И. Ф. Стравинский — Г. Ф. Стравинскому Гейдельберг [1] 14 августа 1902 Приехав в Гейдельберг, Володя и Андрей Николаевич меня известили, что ужасно досадуют, что приютить у себя не могут, так как места совершенно нет. Я взял поэтому в отеле комнату в 2 марки 50 пфеннигов, где я только ночую, а остальное время провожу с ними. Все очень доволны моим приездом и на радостях совершили большую прогулку в Шлосс, где и находится это чудовище, о частных прелестях этого гиганта родители тебе расскажут. Твой Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. и Ф. И. Стравинским [Гейдельберг] [2/15 августа 1902] Вчера вечером был тут и вспоминал Вас, мои дорогие, и это воспоминание послужило мне на пользу, так как по физии я не получил, веревку не дергал. Все Корсаковы, в особенности Николай Андреевич, очень просили Тебе, Папа, кланяться и желать от души здоровья. Ваш Игорь И. Ф. Стравинский — Н. Н. Римской-Корсаковой Вильдунген 5/18 августа 1902 Глубокоуважаемая Надежда Николаевна! Не могу отказать себе в душевной потребности написать Вам несколько строк, чтобы еще раз выразить как Вам, так и глубокоуважаемому Николаю Андреевичу и всем Вашим мою сердечную и безграничную признательность за те чудные, счастливые минуты, которые я провел в Гейдельберге среди Вашей радушной, гостеприимной семьи и которые останутся навсегда для меня неизгладимым радостным воспоминанием. Но насколько радостным было мое настроение в Гейдельберге, настолько печален мой возврат домой, где я застал отца в тяжелом состоянии. В мое отсутствие папина болезнь (невралгия) обострилась и он уже несколько дней лежит в ужасных страданиях. Сегодня ему немного лучше, так что надо надеяться, что в конце недели нам удастся уехать отсюда, но куда — мы еще сами хорошо не знаем. По всем вероятиям, направимся прежде всего в Берлин, чтобы посоветоваться с кем-нибудь из докторов относительно папиного мучительного недуга, а из Берлина поедем туда, куда нам укажет доктор. Если Владимир Николаевич захочет порадовать меня письмецом, пусть адресует в Вильдунген, откуда уже в случае, если меня там не застанет, мне перешлют его тотчас же. Буду счастлив получить от Вас известие, а пока пожелаю Вам, глубокоуважаемому Николаю Андреевичу и всем Вашим как от себя, так и от родителей доброго здравия и счастливого дальнейшего путешествия. Еще раз приношу мое великое сердечное спасибо. Искренне преданный и глубокоуважающий Вас Игорь Стравинский Н. Н. Римская-Корсакова — Н. А. Римскому-Корсакову Берлин [1] 14 сентября 1902 [...] После Вашего отъезда произошло две встречи. После того как я выпила кофе, отправились мы в Национальную галерею, идем по Унтер-ден-Линден, и вдруг навстречу нам Игорь Федорович. Ну, конечно, взаимно обрадовались; он пошел с нами в галерею, был также на "Мещанах" и теперь сидит у мальчиков. Отцу его все худо. Он находится в санатории в Шарлоттенбурге. [...] Н. Н. Римская-Корсакова — Н. А. Римскому-Корсакову Берлин [2] 15 сентября 1902 [...] Сегодня идем опять в Deutsches Theater. Страшно интересно. После театра мы обыкновенно заходим к Бауэру, и там бывает такая толпа, что едва можно найти место. Вчера мы должны были поместиться наверху, где было ужасно душно. Я еще ничего не покупала, так как вчера все магазины были закрыты. Игорь Федорович рекомендовал мне один магазин дамского платья. Может быть, куплю себе теплое пальто. Игорь Федорович шлет поклон. Он сидит у мальчиков. [...] Н. Н. Римская-Корсакова — Н. А. Римскому-Корсакову Берлин [4] 17 сентября 1902 [...] Стравинский проводит с нами целые дни. Отцу его все хуже, несмотря на то, что его осматривали, кажется, все профессора Берлина. [...] А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. и Н. А. Римским-Корсаковым Берлин [7] 20 сентября 1902 [...] Скучно и грустно без вас. Все как-то не верится, что вы далеко и что мы долго теперь не увидимся [...]. На Фридрих-штрассе встретился со Стравинским. [...] А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. и Н. А. Римским-Корсаковым Берлин [9] 22 сентября 1902 [...] Вчера много гулял: утром по Груневельду, к вечеру по зоологическому саду вместе со Стравинским. Груневельд — это предместье Берлина. [...] А. Н. Римский-Корсаков —Н. Н. и Н. А. Римским-Корсаковым Берлин [15] 28 сентября 1902 [...] Вчера вместе со Стравинским был в Westend-Theater на Фрайшютце. [...] Мы со Стравинским искренне потешались над игрой и постановкой. Я чувствовал себя совершенно в провинциальном театре. [...] А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. и Н. А. Римским-Корсаковым Берлин [18 сентября] 1 октября 1902 [...] В прошлое воскресенье я был у Федора Игнатьевича Стравинского. Просидел у него около двух с половиной часов. Состояние несколько улучшилось. Мучительные боли прекратились. Он сидит в больничном халате в кресле и охотно говорит. Я жалею, что не заходил к нему раньше, мое посещение ему явно доставило удовольствие и развлекло его. [...] А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. и Н. А. Римским-Корсаковым Страсбург 25 октября/7 ноября 1902 [...] Бедный Стравинский! Положение его, очевидно, безнадежно. Непонятно, что доктора не могли так долго установить его настоящей болезни. [...] 1903 П. П. Греков — В. Н. Римскому-Корсакову Петербург 21 января [3 февраля] 1903 Отрывок из Послания апостола Петра к Римлянам Должно быть Вы, Владимир Николаевич, слышали, что на этих днях к нам собираются придти Николай Рихтер и Игорь Федорович Стравинский. Если Вы захотите и сможете — милости просим, зайдите к нам вкупе с оными. Таким образом Вы, во-первых, не будете испытывать слишком большой скуки, а, во-вторых, может случиться, унесете несколько лучшее впечатление о нас, чем в предыдущее Ваше посещение. Когда же произойдет вышеупомянутое посещение, известно Богу, Стравинскому да Рихтеру. Оные же сказали (то есть Н. И. Рихтер) — либо в среду, либо в пятницу. Сообразуясь со всем этим, да поступите Вы по Вашему желанию и усмотрению. Засим — до свидания. Подлинный подписал П. Греков И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской [Чистополь] 1 [14] июня [1903] Мамочка, милая моя! Пишу несколько строк, чтобы все же исполнить обещание написать до Павловки. В Нижнем не удалось, так как очень мало времени было на все (только полчаса). Живем мы прекрасно, погода чудная, жарище отчаянное. Спасение одно на палубе (вернее, на балконе, окружающем внутреннее помещение). В Рыбинске мы чуть не застряли, мест почти совсем не было. Генералам пришлось взять билеты во втором классе — устроились-таки благодаря любезности капитана следующим образом: Александр Францевич в отдельной каюте второго класса, Тетя с Таней в общей второго класса, я в отдельной второго класса, а Фейерабенду пришлось в столовой переспать одну ночь. Тут на любимовском пароходе от Нижнего было больше свободных мест и потому мы разместились как хотели. Надо тебе сказать, что в Нижнем мы встретились с Лебедевым. Итак, мы разместились следующим образом: Александр Францевич с Тетей в первом классе (двухместная каюта) и с Таней; я с Лебедевым в двухместной второго класса; Фейерабенд в одноместной второго класса. В Казани утром очень рано Александр Францевич и Тетя пошли встретить Михаила Францевича, который едет с нами до Чистополя, к которому мы подъезжаем, а потом обратно. Ко мне чудно относятся и Тетя и Дядя, только последний считает нужным знакомить всех пассажиров с Митусовым, который получает такую окраску, что в глазах всех он теперь представляется мифической личностью. Но все это так мило выходит, что и сердиться нельзя. Сейчас подъезжаем к Чистополю, еще 150 верст на лошадях, прекрасно! Размещаемся так: Тетя, Александр Францевич, Ганя и Котя, горничные в экипаже, а мы с Лебедевым в другом. Вот и все, подъезжаем Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Павловка 4 [17] июня 1903 Мусенька, моя дорогая! Теперь мы в Павловке. Доехали на лошадях очень хорошо. Погода все время была прекрасная. Начали дорогу очень бодро — я ехал с Николаем Ивановичем Лебедевым, а остальные в большом чудном экипаже, доставленном в Чистополь Михаилом Францевичем — этот экипаж ты знаешь. Тетя говорит, что в нем все ездили: вся наша семья, прежде ихняя [нрзб.] — одним словом, все; в нем же Марья Карловна делала визиты в Казани. Итак, я продолжаю, уклонившись от темы — приехали мы в Чистополь в 4 часа (по Петербургскому времени и в половине шестого по тамошнему времени). Простились с Михаилом Францевичем, который остался дожидаться там обратного парохода, и поехали, оставив багаж, который должен прибыть сегодня днем. Сперва мы ехали очень весело, особенно первый перегон в 28 верст, затем уже немного вяло 32 версты. На третьем перегоне клевали носом, стало темно — появилась "эта глупая луна на этом глупом небосклоне", а мы всё продолжали клевать. Потом остановились на 4-й станции. Тут мы выпили чай, молоко, одним словом, кто что хотел в пределах татарского меню в тех блюдах, в которых они сходятся с нашими. Затем мы с Фейерабендом поменялись местами — он сел вместо меня к Лебедеву, а я на его место к Тете и ехал вместе с Таней и Котей. Так мы ехали до 5-го перегона. От 5-го же до Павловки мы посадили в шарабан Катю, а сами все уселись в экипаже и таким же образом доехали в Павловку. Слишком подробно пишу, Мамочка, сейчас идет почта [нрзб.]. Все сидят за письмами, торопятся. Еще есть что написать: Тетя выпила два с половиной стакана кумыса для пробы. Очень хороший кумыс — молодой. Сегодня уже выпил полтора стакана, сейчас иду пить опять, днем опять и вечером опять. Тетя очень довольна, что мне нравится кумыс и думает, что я дойду до 8 бутылок. Позже мы взвесились. Во мне весу 3 пуда 16 фунтов. Затем, что еще, да — играю, читаю, сплю, ем. Погода сегодня хорошая, немного ветренно только, но небо ясное. Вчера было пасмурно. А третьего дня, не успели мы приехать (в 12 часов дня), как разразилась гроза. Ну, вот и все. Крепко обнимаю Тебя, моя ненаглядная, знай, что 8-го числа я вместе с Тобой мысленно. Твой Игорь Берту целую. Гурушу от всей души поздравляю. Вы, кажется, забыли второй чехол от шапки. Пришлите мне, пожалуйста, широкий английский кушак, который просил я Тебя купить. Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Павловка 6 [19] июня 1903 Мамочка, милая моя! Как хорошо в Павловке — прелесть. Погода стоит дивная, барометр на букве "ь" слове "сушь". Вчера было мое рождение — "погода благоприятствовала" — Тетя и Дядя мне подарили 15 рублей, причем сказали, чтобы по приезде в Петербург я себе купил на эти деньги что-нибудь, что осталось бы у меня навсегда воспоминанием о дне совершеннолетия, проведенном с ними и у них. Это меня тронуло до глубины души. Вообще, отношение ко мне Тети и Дяди самое лучшее. Благодарю очень братьев и Берточку за поздравления, сегодня утром получил телеграмму. Третьего дня, именно через несколько часов после моего письма к Тебе (от 4-го июня), мы получили вещи (тяжелый багаж) и я увидел, что напрасно телеграфировал и писал о чехле — он оказался в корзине. Но зато я заметил, что мне положили две совершенно ненужные старые жилетки, тогда, как новых (высоких) — нет — от моего берлинского костюма и другой, прикупленной. А вечера здесь прохладные, градусов до 8-ми доходит. Недурно бы, Мусечка, прислать эти две жилетки. Может быть, Ты передашь Юре, что у меня, в моих красках не хватает chromgelb hell . Пюнезы не забудь, ради Бога. Пью кумыс довольно успешно. Вот численное изображение в стаканах: 3 июня — 3 с половиной стакана, 4 июня — 5 стаканов, 5 июня — 6 с половиной стакана, и только что утром уже полтора стакана. Пьем мы вместе с Лебедевым. Нас обоих Александр Францевич называет "туберкулезными" и старается уверить нас в этом (но мы не верим), говоря, что могут туберкулы и зарубцеваться, [..]. Тетя в довольно хорошем настроении — кажется, очень рада, что в Павловке, хотя говорит, что больше не приедет. Мы все в восхищении от чистоты всего дома. Как человек Иван и Пашенька все аккуратно сохраняют! Сейчас Александр Францевич принес от Тебя, ненаглядная моя, телеграмму. Крепко, крепко обнимаю и благодарю Тебя за это. В следующем письме к Тебе пришлю мою карточку, которая еще не готова, так как снимали меня вчера в совершеннолетие. Вышла карточка очень хорошо. Целую и обнимаю мысленно несчастную мою, дорогую, очень крепко, несчетно. Твой Игорь И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской Павловка 16 [29] июня 1903 |
Распечатать страницу
| Тонька |
| Яд орхидеи |
| Текста |
| Cmex |
| mp3 |
| МАЮ.РФ |
P.S.: Возможно, некоторые статьи полностью или частично были взяты с "Агарты". Автора Слынько Н.М.
Большая часть сайта - это материалы, скопированные из простора всемирной паутины, либо перепечатанные из журналов 80-х и 90-х годов. Дата регистрации и создания сайта: 2001-06-25 15:45:10
После 2003 года статьи практически не добавлялись, так как Википедия стала очень популярной. И смысл собирать информацию о музыкальных группах отпал. Ведь в Википедии есть практически всё.